Между нами и горизонтом
Шрифт:
— Может, поедим? — предлагает Салли, снимая напряжение между нами. Или, по крайней мере, откладывая его в сторону на некоторое время.
Похлопав по дивану рядом с собой, Салли жестом приглашает меня присесть. Я бы предпочла сидеть в кресле, подальше от его широкой фигуры и странно пьянящего запаха, но знаю, что произойдет, если сейчас сяду где-нибудь еще, а не рядом с ним. Он будет издеваться надо мной бесконечно, а я не знаю, смогу ли прямо сейчас вынести еще больше поддразниваний. Лучше просто сесть и пережить эту непосредственную близость.
Салли кажется озадаченным, когда мы приступаем к еде. Проходит несколько
— Знаешь, я не испытываю к ним ненависти. Я знаю, что они не виноваты в том, что произошло между мной и Ронаном. И Магдой, — добавляет он, гораздо тише.
Я точно знаю, о ком он говорит и ошеломлена до глубины души тем, что он поднял эту тему. Вчера он взял с меня обещание не обсуждать ни Эми, ни Коннора, и все же именно он нарушает это правило. Снова.
Когда я ничего не говорю, он продолжает:
— Хотя сама мысль о том, что я их увижу, сводит меня с ума. Магда всегда говорила, что не хочет иметь детей. А потом, спустя несколько лет и три загубленные жизни, она так просто рожает двоих. Словно это ничего не значило. Словно изменила смысл всей своей жизни.
Вполне логично, что он обиделся на детей. Когда он так выразился, я его понимаю. Однако бесполезно держать обиду на них. Как он только что сказал, это не их вина.
— Прости, Салли. Ты, наверное, очень любили Магду. Наверное, это чертовски больно — знать, что ее дети сейчас так близко.
Он откладывает вилку, уставившись на месиво соуса и пасты, оставшееся на его тарелке, у меня смутное подозрение, что он внезапно потерял аппетит.
— Но это не так. Это совсем не больно. Я очень долго был в оцепенении, Лэнг. Меня больше ничто не трогает. Ядерная бомба должна была бы взорваться в моей грудной клетке, чтобы вызвать хоть малейший отклик от куска плоти, качающего мою кровь по всему телу.
— Уверена, что это защит…
— Не говори защитный механизм. Я больше не защищаюсь. Уже давно решил, что нападение — это единственный путь вперед. Я встречаюсь с проблемами лицом к лицу, разбираюсь с тем, что меня пугает, не моргнув глазом. Вот как справлялся со своими проблемами после Афганистана.
— Я вижу это.
— Видишь? — он выглядит удивленным. — Что ж, это интересная мысль.
— Почему?
— Потому что я изо всех сил стараюсь, чтобы меня вообще никто не видел, мисс Офелия Лэнг из Калифорнии. В прошлом мне говорили, что пытаться получить четкое представление обо мне — все равно что пытаться увидеть четкую картину через калейдоскоп. И к тому же испорченный, сломанный калейдоскоп.
Я смеюсь, представив себе, кто мог бы сказать ему такое. Какая-нибудь местная бедняжка с разбитым сердцем? Или молодая туристка с глазами лани, надеющаяся превратить курортный роман в нечто более конкретное? Салли из тех парней, которые испортят вам отпуск, да и все остальные каникулы в остальное время, как только вы его увидите.
— Думаю, вопрос в том, хочешь ли ты, чтобы кто-нибудь видел тебя ясно, Салли? — Я постаралась, чтобы мой тон был легким, а вопрос явно риторическим.
Не поднимая головы, я продолжаю есть. Салли озадаченный, неподвижно сидит рядом со мной. Чувствую, как он пытается понять, что хочет сказать. Я почти ожидаю, что он огрызнется и скажет мне не лезть не в свое дело, но он этого не делает. После долгого-долгого погружения
— Ты только что сказала, что я, должно быть, очень любил Магду. Мне потребовалось много времени, чтобы понять это, но я никогда не любил ее. Нельзя любить то, что не реально. Кого-то, кто существует только в твоей голове. Она была красива и по-своему добра, но плыла по течению, оставаясь тем, кем, по ее мнению, она была нужна всем остальным. И в конце концов, у нее не было собственной личности. Она была зеркалом, отражающим то, что ты хотел увидеть. Вот и все. Пустая, тусклая оболочка человека, ожидающая, чтобы ее заполнил кто-то другой. Так что нет, я не очень любил ее. Мне нравилась сама мысль о ней. Действительность же была крайне неутешительной.
Салли тычет вилкой в ракушки на своей тарелке, насаживал макароны на зубцы, зачерпывает мясо и ест. Больше не говоря ни слова по этому поводу.
Я вымыла тарелки и ушла, сказав ему, что вернусь завтра в то же время. Несколько часов спустя, лежу в постели, слишком уставшая, но слишком взбудораженная, чтобы уснуть. На ночном столике жужжит мой сотовый телефон, освещая комнату.
Сообщение от Салли. Или, как он, очевидно, назвал себя в моем телефоне: «Самый горячий парень в мире».
«Угомонись уже, Лэнг. Даже отсюда чувствую, что ты думаешь обо мне».
Вот засранец.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Афганистан
2009
Салли
Итальянцы снова устроили бомбардировку. Они должны были отправить посланника на базу по крайней мере за три часа до любого запланированного штурма пригородных районов города, обычная вежливость, чтобы сообщить нам, как и когда мы должны были передислоцировать наши войска из горячих зон, однако в последние несколько раз никто не появлялся с разведданными, и напряженность между лагерями нарастала. Даже радиосвязь сделала бы свое дело, но европейцы устали от двойных стандартов (мы никогда не говорили им, когда планировали устроить заварушку), и поэтому ясно дали понять, что им надоело играть с нами в любезности. Чертовски нелепо, что мы все здесь по одной и той же причине и никак не можем поладить.
Однако, мне нравится, когда итальянцы рядом. Они единственные, кто мог провести крепкие напитки в страну, и они всегда рады обменять его на сигареты и любое порно, которое хранилось на нашем общем диске. И это было очень много порно.
Бегу через базу, вздрагивая каждый раз, когда над головой свистит пронзительный вой миномета, проклиная все на свете. Я пробегаю мимо одного из старших лейтенантов из роты «С», направлявшегося в противоположном направлении, какого-то мальчишки из Алабамы, который, вероятно, когда-нибудь будет руководить всем этим шоу. Он замедляет шаг, отдавая мне честь.
— Сегодня они жужжат буквально за забором, капитан. А еще хренова куча вон с тех холмов. Уитлок собирается надрать несколько задниц сегодня вечером!
Я смеюсь и поворачиваюсь, чтобы бежать спиной назад.
— Не видел моего брата, лейтенант? Не могу его нигде найти.
Лейтенант склоняет голову набок, изучая меня.
— Простите, что спрашиваю, сэр, но вы который? Будь я проклят, но никак не мог вас отличить.
— Салли, — отвечаю я, ухмыляясь, чтобы показать, что ничего страшного не случилось.