Между небом и землей (сборник)
Шрифт:
Все кончилось очень быстро. Армяне ее обокрали и смылись Они были даже не особенно виноваты. Лилек никогда не прятала деньги. Кошелек с деньгами всегда лежал в прихожей под зеркалом. И не захочешь, да прихватишь.
Лилек предполагала, что украл средний брат – самый красивый и подлый. Подлость заключалась в том, что он выдавал себя за другого. Был мелкий жулик, а изображал из себя Гамлета.
Украсть мог и старший брат, рукастый и пьющий. Он единственный из троих умел работать.
Лилек не успела понизить критерий, слава Богу. Какой это был бы ужас. Она поняла: культура держит
Лилек была рада, что Ашот оказался таким ничтожеством, от слова «ничто». Она с легкостью помахала рукой станции по имени «Любовь» и поехала к следующей станции по имени «Старость». Без сожаления, не оборачиваясь.
Она понимала – ничего нельзя повторить. На место Максима могут прийти только Ашоты. Лучше пусть не приходит никто.
По теории относительности время во второй половине жизни течет быстрее. И это правда. Только что было 45, уже 55. Только что было лето, уже зима. А осень где? Проскочила.
Лилек углубилась в свою работу. Потребность в интеллектуальной деятельности была для нее такой же сильной, как потребность в еде. И даже больше. Или на равных. Вернее, так: когда хочешь есть, думаешь только о еде. Но когда сыт – первая потребность в интеллектуальной деятельности.
Розы пришли из ТОЙ жизни, как воспоминание о мазурке – есть такое музыкальное произведение.
Но все-таки кто же их прислал? Женька? Простил и прислал. С возрастом многое прощаешь.
«Что пройдет, то будет мило...» И может быть, ему сейчас милы воспоминания их одухотворенной жизни, Чехов – Достоевский, походы в театры, на поэтические вечера. А развод-размен – это всего-навсего гроза. Гроза – это тоже красиво, тем более что она проходит.
Лилек порылась в ящике и нашла старую записную книжку тридцатилетней давности. Там был телефон Женьки от новой квартиры, куда он переехал после размена. Откуда телефон? Лилек что-то у него отбирала, кажется, книги, и преследовала звонками до тех пор, пока он не отдал. Ему было легче отдать, чем противостоять. Лильку эти книги были не нужны, просто ею правило НАЗЛО. Чем хуже, тем лучше.
Лилек набрала номер. Трубку сняла БРАТЕЕВА. Этот голос она узнала бы через тысячу лет из тысячи голосов.
– Да-а-а, – пропела Братеева с длинным сексуальным «а». «Старая блядь, – подумала Лилек. – Под шестьдесят, а туда же...»
– Позови Женю, – жестко приказала Лилек. Ненависть была свежа, как будто вчера расстались. Братеева тут же ее узнала и почувствовала.
– А зачем? – спросила она.
С ее точки зрения, Лилек не была нужна Женьке и в двадцать лет, а уж теперь и подавно.
– Это я ему скажу... Братеева громко позвала:
– Женя! Тебя твоя жена за номером один...
Значит, были номер два и три. Но в результате они воссоединились. Женя и Лида. Лида бросила сокола, или всю стаю, и пришла к Женьке. Значит, это ЛЮБОВЬ – та самая, прошедшая через испытания...
– Я слушаю, – настороженно отозвался Женька. Он, наверное, решил, что Лилек хочет еще что-то у него отобрать.
– Мне цветы прислали, – деловито произнесла
– И что? – не понял Женька.
– Это не ты прислал? – прямо спросила Лилек.
– Я?? Тебе??
Чувствовалось, что Женька очень удивился. Он относился к человечеству по Достоевскому, то есть не верил ни во что хорошее.
– Ну ладно, пока, – попрощалась Лилек.
Она положила трубку и почему-то не огорчилась. Если Женька счастлив со своей Аполлинарией Сусловой – то пусть. Чем больше счастливых людей, тем благополучнее страна. А стране так не хватает благополучия...
Откуда в Лильке это смирение? А где же скорпион? Значит, и скорпион тоже постарел и перестал быть таким ядовитым.
Откуда же розы? Не Ашот же прислал их на краденые деньги. Он украл на «семю», а не на посторонних женщин, тем более немолодых и некрасивых.
Значит, Максим...
Лилек набрала воздух, как перед погружением на глубину. И позвонила. Этот телефон она помнила наизусть. Эти семь цифр – шифр от главного сейфа, в котором лежала ее любовь.
Трубку взяла Зина. Это был ее голос. Значит, ничего не изменилось. Время плыло над их головами, не задевая.
– Здравствуйте, – вежливо поздоровалась Лилек. – А можно Максима?
– Его нет, – ответила Зина.
– Нет дома или нет в Москве? – уточнила Лилек.
– Нет нигде.
– Он умер? – оторопела Лилек.
– Он женился, – просто сказала Зина. Лилек молчала. Зина ждала. Потом крикнула:
– Але! – проверила, не сломался ли телефон.
– Давно? – спросила Лилек из пустоты.
– В 85-м году. А это кто?
– Да так. Никто.
Лилек снова замолчала. Значит, она не посмела. А кто-то посмел. И получилось. Лилек тогда кинула себя в жертву. Ушла. Освободила место в его душе. А свято место пусто не бывает.
Женщины могут жить прошлым, а мужчины устроены по-другому. Им надо сегодня и сейчас.
– А дети? – спросила Лилек.
– Старший в Америке. А младший со мной.
Значит, Зина не одинока. И Максим не одинок. Все как-то устроились и живут.
А что бы она хотела? Чтобы все страдали по ней, такой неповторимой, рвали на себе волосы, заламывали руки...
Да, хотела бы...
Лилек молчала. Зина терпеливо ждала.
– А вы чего хотите? – проверила Зина. «Чтобы меня любили», – это был бы правильный ответ. Но Лилек сказала:
– Мне сегодня розы прислали. С посыльным. А визитки нет. Я всех знакомых обзваниваю на всякий случай...
– Меняйте замок, – энергично отозвалась Зина. – Это наводчик приходил. Сейчас у воров новая фенька: они сначала наводчика посылают, с цветами. Тот все обсматривает, а на другой день приходят и чистят. Хорошо, если по голове не дадут...
Лилек вспомнила, что Зина любила жуткие истории, и чем жутчее, тем интереснее. Но нехорошее чувство шевельнулось в груди. Она действительно потеряла кошелек, может, вытащили или забыла в магазине. Она вообще все забывает: вещи, имена людей. Память стерлась. В кошельке денег было мало, ерунда какая-то, но лежал ключ и квитанция из прачечной. На квитанции адрес. Если есть ключ и адрес, почему бы наводчику не прийти и не посмотреть, что и как.