Между Сциллой и Харибдой (= Дракониан из Нью-Йорка)
Шрифт:
Остальные земли после смерти дона Эстебана перейдут к сыновьям Но этот участок, К'ан Поэта, из-за разногласий между письменными и устными соглашениями по его поводу, оказался в сумеречной зоне. И это Хоб тоже знал.
А в новинку для него оказалось, что как раз сейчас К'ан Поэта представляет значительный интерес, потому что мадридский синдикат вознамерился обратить дом и усадьбу в туристский отель, казино и диско-клуб.
Дон Эстебан отказал. Но потом у него случился удар. Ампаро с сыновьями застращали его, вынудив показать копию traspaso. Прочитав контракт, они обнаружили, что большой
Поблагодарив, Хоб покончил с обедом и вернулся к себе. На следующее утро он отправился в кафе "Лос Альмендрос" в Сан-Карлосе, где имелся ближайший к нему телефон. Не без труда, но его все-таки соединили с отдельным кабинетом бара "Балеар" города Ибица, каковой адвокат Хоба, дон Энрике Гуаш, вкупе с большинством остальных адвокатов, обратил в свою контору, потому что там можно целый день напролет заказывать вино и коньяк и лакомиться тала, обрастая жирком, как и полагается каталонскому адвокату, да при том поддерживать прямой контакт с друзьями и врагами -- остальными адвокатами и судьями.
После обмена соответствующими приветствиями, достаточно ухищренными, чтобы продемонстрировать, какие между ними существуют взаимоотношения, Гуаш перешел к делу, сообщив Хобу, что собирался вот-вот отправить за ним посыльного. И новости не сулят Хобу ничего хорошего
– - Выкладывайте, -- сказал Хоб -- Это ведь насчет дома, не так ли?
– - Боюсь, что так.
– - Гуаш с сожалением поведал американскому частному детективу средних лет, что тот задолжал миллион песет по закладной на К'ан Поэта, каковые обязан выплатить к 15 июля. Семейство дона Эстебана уведомляет его об этом, как того требует контракт, дабы он получил заблаговременное предупреждение, что в случае его неспособности внести означенную сумму упомянутый участок, сиречь К'ан Поэта, расположенный в округе Сан-Карлос на северном побережье острова, вернется к первоначальным владельцам, а именно к дону Эстебану и людям, выступающим от его имени.
Это никоим образом не соответствовало представлениям Хоба об уговоре, так что он поехал прямиком на ферму дона Эстебана в Сан-Лоренцо, чтобы расставить точки над "и". Ампаро -- недружелюбная жена дона Эстебана -снова не пустила Хоба на порог, уклончиво сказав:
– - Старику нонче нехорошо. Сидит в своей комнате. Не хотит никого видеть. Ежели хотите оставить записку, уж я позабочусь, чтоб он ее получил.
Заглянув в дверной проем, Хоб узрел обоих сыновей -- Хуанито и Ксавьера, развалившихся в мягких креслах и ухмыляющихся ему.
Двинувшись прямиком в город Ибица, Хоб отыскал своего адвоката дона Энрике, по-прежнему сидевшего в отдельном кабинете бара "Балеар" и игравшего в домино со старым приятелем. Дон Энрике позволил Хобу вытащить себя на противоположную сторону проспекта, в "Келлар Каталан", ради второго ленча и частной консультации.
Примерно полтора часа спустя Хоб вернулся на свою
К несчастью, Хоб не располагал и этой относительно ничтожной суммой. А располагал практически пшиком. Да еще оставалось дополнительное осложнение: Милар .
Милар была женой Хоба в то время, когда он подписывал traspaso. Хоб вписал Милар в порыве благорасположения. Они с Милар пошли к адвокату Хоба -- Энрике Гуашу, в порт Ибицы. Кажется, что-то было не в порядке с формальностями, и traspaso пришлось составлять заново. На самом деле надо было лишь уточнить кое-какие даты. Гуаш показал, где надо подписать.
– - Вот тут. Propietario. И propietaria , если желаете.
Хоб заколебался. До сей минуты он и не предполагал, что впишет имя Милар в документ. К фазенде, приобретенной задолго до встречи с ней, Милар не имела ни малейшего отношения. Но она выглядела весьма привлекательной в то утро -- великолепное, искрящееся утро Ибицы, когда довольно лишь вздохнуть полной грудью, чтобы ощутить себя бессмертным. К тому же они вдвоем очень славно ладили в последние дни. В тот день Хоб был влюблен, как уже несколько недель. Для него это рекорд.
А после, естественно, иллюзии развеялись. У Милар есть странная черта -- она очаровательна, даже загадочна, пока не узнаешь ее поближе. А после -раздражает до невозможности. Их лучшим периодом было бессезонье, пока летнее солнце и карнавальная атмосфера острова не довели Милар (тогда еще звавшуюся Джени) до легкого помешательства -- вернее, до более крутого, чем обычно. Это случилось еще до ее интрижки с Ребеккой, эрзац-баронессой из Голландии, когда Милар только-только начала открывать в себе лесбийскую сущность и разочарование тяжким грузом обрушилось на Хоба, отнюдь не поддерживавшего подобные вольности и все еще цеплявшегося за устаревший комплект: один мужчина и одна женщина.
Но все это пришло позже. А в тот момент, в кабинете адвоката Гуаша, были лишь остров Ибица и вечная юность, в целом мире лишь ты да я, деточка, и лети оно все к чертям, да, дорогая, поставь свою подпись вот тут, мы будем вместе владеть райским уголочком.
Теперь же прошли годы, и все это излагал Хобу за вторым ленчем в "Келлар Каталан" Гуаш -- толстый, круглый, веселый, умудренный, женатый на хворой женщине и состоящий в связи со шведкой-алкоголичкой, владеющей лавкой сувениров в порту. Он подтвердил подозрения Хоба:
– - Нет, дон Эстебан не мудрил с traspaso. Сомневаюсь даже, что он заглянул в документ, когда подписывал. Подобные раздутые в финале платежи уходят корнями еще в Древний Рим. Я бы не сказал, что это противозаконно, но ставит тебя в неловкое положение. Надо было тебе настоять, чтобы я вычеркнул пункт насчет раздутого платежа, а уж после подписывать. Конечно, тогда ты меня толком не знал, зато знал дона Эстебана. Вернее, считал, что знаешь. Видишь ли, они требуют уплаты миллиона песет точно в срок, пятнадцатого июля сего года. Или ты лишаешься земли.