Между страхом и восхищением. «Российский комплекс» в сознании немцев, 1900-1945
Шрифт:
Конечная цель — германо-российский рейх
Позиция национал-революционной восточной ориентации, с которой Гитлер вместе со своей партией радикально порвал — и не мог не порвать, поскольку добивался свободы действий, — была в самом чистом виде сформулирована Эрнстом Никишем. Будучи социал-демократом, он во время Баварской советской республики попытался объединить идеи немецкого военного социализма с идеями советов, заимствованными на востоке. После 1923 г. Никиш разрабатывал все более идеалистические фантастические планы возрождения германской нации и рейха из духа «Потсдама»{1105},
Главной целью его теперь было пробудить «национальное и социальное бунтарство в Германии», противопоставив его «духу Локарно»: «Германская политика не может иметь никакой другой цели, кроме возвращения немецкой независимости, освобождения от наложенных на нее пут и завоевания подобающего положения в мире как великой, влиятельной державы»{1107}. Такова была ключевая идея национал-революционного «движения сопротивления», которому на первых порах надлежало быть не «массовым движением, но делом “тайного ордена”»{1108}. Речь шла, таким образом, о воспитании новой элиты, и для этой цели Никиш поддерживал контакты в самых широких общественных кругах.
Так, его приверженцы, группировавшиеся вокруг журнала «Ви-дерштанд» (и насчитывавшие в 1930-е гг. от четырех до шести тысяч человек), поддерживали тесное сотрудничество с людьми, находившимися в орбите «Ринга», а после смерти Мёллера — с «Клубом господ» («Херренклуб») во главе с фон Гляйхеном; с элитарным кружком вокруг братьев Юнгеров; с воинствующим «Движением сельских жителей» под предводительством Клауса Хайма, вождя гольштейнских крестьян; с активистскими фракциями бюндишской молодежи; с представителями бывших фрайкоров и военизированных формирований, которые объединились в «Стальной шлем»; наконец, также с социалистическим крылом НСДАП, группировавшимся вокруг братьев Штрассеров, затем с «Черным фронтом», вытесненным вместе с Отто Штрассером в 1930 г. Кроме того, Никиш имел близкие контакты с руководителями рейхсвера (от Зектадо Шлейхера), а также с крупными промышленниками{1109}. В конце концов, осенью 1931 г. он вошел в число инициаторов и активистов «Рабочего сообщества по изучению планового хозяйства» («Арбплан»), основанного и «направлявшегося» Лукачем по инициативе Коминтерна. В августе 1932 г. Никиш вместе с 25 членами «Арбплана» (в основном дипломированными специалистами и публицистами) отправился в Россию, где был принят рядом наркомов, побывал на фабриках и в институтах. Его энтузиазм по поводу увиденного не знал границ{1110}.
При этом его нельзя было назвать новообращенным, напротив: чем острее он разрабатывал свои фёлькиш-националистические идеи, тем теснее становились его отношения с КПГ, поскольку эта партия в точности оправдывала упрек социал-демократов и буржуазных партий: играла роль наместницы Москвы. Никиш все больше вводил в свою идеологию и политику примат внешней политики — непременной восточной ориентации. Это подразумевало «возвращение в родные края» к прусскому ядру рейха и «переоценку всех ценностей» (т. е. ценностей Запада){1111}. Кроме того, Пруссия представляла для него еще и великолепный пример «славяно-германского смешения кровей», из которого (плюс примесь кельтской крови) возникла новая, еще более пригодная для будущего раса, призванная — в качестве «поселенцев и колонизаторов» — осуществить немецкое «посланничество» на далеких просторах востока{1112}.
Согласно Никишу, вопреки традиционной концепции руководимой Германией «Срединной Европы», новый взлет к державному величию мог бы произойти «только с помощью Москвы». Ибо «из груды развалин, в которые
При этом речь идет о чем-то большем, чем о временном альянсе. На оси Потсдам — Берлин — Москва, которая и могла бы противостоять оси Париж — Лондон — Вашингтон, должна возникнуть «германо-славянская мировая империя» с иным, противоположным устройством: «На место западных тенденций централизации и уравнивания выдвигается принцип органически-иррационального, германо-славянского порядка… Тогда возникнет новый центр, который протянется от Тихого океана до Рейна, от Владивостока до Флиссингена; область пространства, которую можно было бы назвать “северной” в том смысле, что она широко раскинулась в Северной Азии и Европе… Это была бы Европа-Америка как на востоке, так и на западе, средоточие мира, глава мира, ось, вокруг которой все вертится»{1115}.
Только на такой основе можно завершить мировую социалистическую революцию, в образе «окончательной империи», которая — если заимствовать идеи Эрнста Юнгера — была бы «“тотально” мобилизованным [192] , предоставляющим пространство только “рабочим”, “социалистическим общественным устройством”», «“технократической” всемирной федерацией всех республик рабочих, организованной на основе планового хозяйства» {1116} .
192
О «тотальной мобилизации» речь идет в одноименной статье Эрнста Юнгера (1930). — Прим. пер.
Троцкисты национал-социализма
Биографы национал-революционера Никиша, как более старые{1117}, так и новые{1118}, квалифицировали его как фёлькишского экстремиста собственного извода — и во всяком случае как псевдооппонента Гитлера, которого он незадолго до захвата власти нацистами назвал «немецким фатумом», поскольку тот как католик несет «в своей крови… контрреформаторские инстинкты» и является не пруссаком, не революционером, а легалистическим и «социал-пацифистским» бюргером, в погоне за голосами и деньгами исповедующим «плоский антибольшевизм»{1119}.
Конечно, мечты Никиша о германо-российском «конечном рейхе» всегда питались превозношением германо-фёлькишских колонизаторов и гордостью за них. Но Россия выступала здесь на первый план все же как непобедимая, доминирующая сила мировой истории. И эта Россия была к тому же наполовину «азиатской», что Никиш констатировал с одобрением, но и несколько нервозно. Согласно Никиту, Германии, чтобы жить и выжить, нужно перетянуть на свою сторону эту полуазиатскую империю, ассимилироваться в ней и ассимилировать ее в себе.
В этом смысле можно видеть в Никите прямого антагониста Гитлера. Однако в противоположность футуристическим видениям Никита о «едином рейхе от Владивостока до Флиссингена» «поход германцев» (Germanenzug) — это чисто «реальная политика». Гитлер отказался в своем движении и от концепции «восточной ориентации», и от навязчивой мысли о примате внешней политики, которую отстаивали Никиш и все национал-революционеры и национал-большевики. Подобно тому, как вождь НСДАП с самого начала избавился от фёлькишского апостола «с жестяным мечом и медвежьей шкурой», теперь он освободился от стаи национал-радикальных литераторов, заполонивших всю сцену.