Между строк
Шрифт:
— Эти панно сделаны нашими пациентами. Да-да, не удивляйтесь. Мы сначала тоже сомневались. Ведь давать острые, колюще-режущие предметы человеку в таком состоянии… небезопасно. Но потом решили попробовать. Результаты превзошли ожидания. Ведь когда человек занят делом, интересным любимым делом, он не зацикливается на болезни, и она либо отступает, либо принимает более мягкие формы течения. А еще у нас есть своя теплица, участок, где больные разводят цветы, в общем, работают с землей.
Так вот оно что! Вот откуда был утренний «человек с косой»! Трудотерапия в «Кащенко». Кто бы мог подумать… Мы еще несколько минут поговорили и попрощались с Натальей Анатольевной,
Там была совершенно другая атмосфера, атмосфера «дома скорби». Было как-то неуютно, не по себе. Первая встреченная нами пациентка поздравила нас с Новым годом. Потом нас приняли за инопланетян, даже высказали предположение, из какой галактики. Все это было не смешно, не так, как показывают в кино, где человек «не в себе» становится объектом насмешек, где над его репликами полагается смеяться, потому что это комедия. Это была жизнь, одно из ее проявлений. Было жалко этих женщин, потому что «не дай мне, Бог, сойти с ума, уж лучше посох и тюрьма». И рассказ завотделением был не таким оптимистичным, как у Натальи Анатольевны, потому что ее пациентки не вышивали крестиком и не разводили цветы. Из их поля зрения лучше было убирать предметы. Любые. На всякий случай. Потому что во время обеда во врача могла быть запущена кружка из-за того, что он «пособник темных сил». Или еще по какой причине, невероятной для нормального человека. Мадина Донатовна неохотно рассказывала о таких случаях.
Но вот дорожка выводит нас к воротам, и пряничные домики из темного кирпича остаются позади. Хочется поскорее уйти отсюда, сесть в метро, раствориться в толпе и зажить своей привычной жизнью, своими проблемами. И настроение уже не такое радостное, как утром. Вот уж правда — знания множат печали.
Потом, когда я делала интервью с Николаем Бокашевским, я не могла не вспомнить спектакль «Придурок», действие которого происходит в психушке.
— Декораций минимум, но все очень реалистично. Такое ощущение, что попадаешь туда.
— Извини, а что, есть с чем сравнивать?
— Есть. С «Кащенко». Летом, когда нечего было в номер ставить, мы делали оттуда репортаж. Впечатления, скажу я тебе, те еще.
— Да, угораздило тебя. У нас, правда, недавно на спектакле случай был. Если помнишь, герой в финале вешается. Так с одной зрительницей случилась истерика: она решила, что повесился актер, причем по-настоящему. Еле ее успокоили…
Но это будет потом. А пока мы, ненадолго забежав в редакцию, пошли с Машкой обедать в наше любимое кафе «Блинчики», где можно было вкусно и недорого пообедать, а интерьер в веселых желто-красных тонах возвращал к жизни после любой депрессии и неприятностей.
Когда мы вернулись в редакцию, нас ждал очередной сюрприз: на возникшую «дырку» почти на полосу опять нечего было ставить. Поломав мозги так и эдак, начальство решило сделать репортаж из ЗАГСа. Вся соль в том, что надо было описать в красках, как однополая пара просит ее зарегистрировать. Добровольцев не нашлось. Кроме того, пришлось помучиться, чтобы найти в редакции людей без штампа о браке. Так что нам с Машкой снова пришлось прикрывать амбразуру.
— Давай оставим это на завтра. С утра и пойдем. Сегодня уже сил ни на что нет, ни моральных, ни физических, — взмолилась Машка.
— Давай. Я только с подругой переговорю, и по домам.
— Хорошо.
Я позвонила Марине, с которой дружила с первого класса. Марина была юристом и частенько меня выручала, а я в качестве благодарности водила ее в театры. К тому же от моей редакции до ее офиса было пять минут пешком. Надо лишь перейти дорогу.
Я
— Как уже ушла? — не поверила Лаура. — Она же обещала узнать про фотографии с гастролей своего любимого академического театра.
— Улетела наша Шаровая Молния, — констатировал Макс.
— И что мне теперь делать?
— Записаться в охотники за привидениями. Ты же знаешь, она у нас девушка неуловимая и непредсказуемая.
— Что непредсказуемая — это точно, — отозвался Влад, — никогда не знаешь, что выкинет.
Это становилось интересно. Я старалась перемещаться как можно тише. Конечно, нехорошо подслушивать, но не каждый день выпадает возможность узнать, что же о тебе думают коллеги на самом деле.
— Да, была бы чуть пособраннее и поспокойнее — цены бы ей не было, — продолжала Лаура.
— Твоя правда. А то просто огонь-баба, — не унимался Влад, — я иногда вам с Димкой сочувствую. Правда, работу она свою знает, этого не отнять.
— Она зря шуметь не будет. А с Димкой они всегда, сколько помню, цапаются. Это у них стиль общения такой, — встал на мою защиту Макс.
— Тебе судить. Но по ней видно: чуть копни — стерва порядочная. Таких лучше по-настоящему не злить, ноги не унесешь. Типичная рыжая стерва. И мужиков, видать, привыкла под себя подминать.
— А ты пробовал?
Влад замолчал. Правильно, Макс, так его! Стерва-то я стерва, это в любой женщине есть. Вопрос лишь в том, насколько глубоко это в ней сидит. В комнате повисла тишина. Через какое-то время в коридоре показался Влад, мы с ним чуть не столкнулись. Но он пошел в другую сторону, и я осталась незамеченной. Димки не было. В комнате остались Макс и Лаура.
— Ты надолго вернулась? — спросила она.
— Уже убегаю. «Склерозник» вот забыла.
— А что с гастрольными фотками?
— Просили завтра позвонить. Терпит?
— Вполне.
— Ну, всем пока, я побежала. — Я взяла «склерозник», лежавший на столе, и вышла из комнаты.
Услышанный разговор никак не шел из головы. И чего это Влад на меня ополчился? Дорогу я ему не переходила, под горячую руку он мне не попадал. Если он имел на меня какие-то виды, то ему однозначно ничего не светило. Не люблю я «шоколадных зайцев» — слащавых, самоуверенных мужчин. К тому же Влад отличался редкостным занудством. Он хороший фотограф, профи. Этого не отнять. К тому же — обязателен. Можно сказать, педант. Он умеет договариваться с людьми, налаживать связи, заводить знакомства. Но не дипломат. Его знают и коллеги, и артисты. Если Влад делает фотосессию, то с выдумкой, чтобы получились нестандартные кадры. Но профессиональные качества перечеркивает характер, вернее, портит надвигающийся кризис среднего возраста. С женой Влад развелся два года назад, сыну десять лет. С женой отношения натянутые, с сыном видятся нечасто. Жена мудро решила не лишать ребенка отца. Она растит его одна, загнанная жизнью, замученная женщина, которая уже ничего хорошего не ждет. Влад за эти два года стал еще более занудлив и раздражителен. Он любит показать свою значимость, покрасоваться среди молодых коллег, поговорить о профессиональных успехах. Молодым авторам он помогает советом, иногда знакомит их с редакторами. Влад любит, когда его считают великодушным.