Между строк
Шрифт:
— Хорошо. Во сколько?
— Подъезжай к двум. Паспорт не забудь. Я выпишу тебе пропуск.
— Хорошо. До завтра.
— Пока. Удачи!
Но этот звонок не отвлек, как случалось прежде. Раньше рабочие проблемы перекрывали остальные и все решалось само собой.
Как же все было хорошо! Димка, Димка, ну кто тебя за язык тянул? И жалко мне тебя, и без Морозова я не могу. Два близких мне человека, пожалуй, самых близких. Потерять одного из них ради другого — значит отказаться отчасти себя. Да, я понимала, что за счастье надо бороться, и сама говорила об этом не раз. Но кто же знал, что борьба будет так жестока, а жертва так
Солнечное утро заставило встать раньше и собраться быстрее. Я немного успокоилась, но все равно было не по себе. Выяснилось, что во время прошлого визита я оставила у Морозова дискету и распечатку плана на следующий номер. Наверное, вытряхнула, когда прихорашивалась утром на кухне. В общем, надо было заехать забрать. Ключи-то есть. Квартира встретила меня тишиной, изредка нарушаемой звонками. За те двадцать минут, что я там была, звонили трижды. И, не застав хозяина, оставили информацию на автоответчик. Что-то было не так. Что-то тревожило и раздражало. Но что? Стоп! У телефона лежала косметичка. Не моя!Мир сразу съежился, стал маленьким и плоским, как суси. Все рухнуло в одночасье. Да что же это?! Господи, неужели Димка был прав?!! Я еле заставила себя встать. Машинально закрыла дверь. В метро суетились, спешили люди, но я их не замечала. Я не знала, как мне пережить это. Что я скажу Морозову и как смогу теперь общаться с Димкой?
В переходе музыканты играли Верди «Времена года. Зима». Мелодия была настолько щемящей, что хотелось бежать. Быстрее. Не важно куда. Лишь бы не слышать звуков, от которых становилось невыносимо тоскливо и тревожно, от которых внутри все съеживалось и холодело.
Переход был позади. Но легче не стало. Не покидало ощущение, что ты — микрочастица, оставшаяся один на один с Космосом, и не знаешь, чего ждать от этой пугающей бесконечности. Хмурые лица сограждан тоже не вселяли оптимизма и уверенности.
Мысли были только об одном: как пройдет вечер? Безусловно, разговор с Морозовым предстоит тяжелый. Чем все это закончится?
Сегодня явно не мой день. От Морозова до Агентства было ехать всего минут двадцать, но я добиралась почти час. То поезд чуть ли не ежеминутно останавливался в тоннеле метро, то был закрыт переход, и я сделала крюк, то выяснилось, что подземный переход перед Агентством ремонтируют, и пришлось шагать до следующего почти три квартала. Потом я долго не могла найти декадный пропуск и уже испугалась, что я оставила его у Морозова в квартире и придется возвращаться. Злополучная бумажка оказалась на самом дне сумки в самом дальнем углу, хотя я всегда клала пропуск вместе со всеми документами.
Лариса встретила меня, как всегда, приветливо. Сначала мы обговорили с ней условия работы.
— Что ж, теперь пойдем к начальству. — Она поднялась и жестом пригласила меня идти за ней.
Мы вошли в небольшой, уютный кабинет. Его хозяйка, привлекательная брюнетка, держалась свободно. В ее взгляде и движениях было что-то от хищницы, разомлевшей после трапезы, но в любой момент готовой к прыжку. Лариса представила меня. «Хищница» улыбнулась. Ухо резануло твердое, слегка шероховатое имя — Ирэн. Сразу было видно: эта дамочка — крепкий орешек, за хрупкой внешностью скрывается вулкан. В кабинете не было ничего лишнего, все лаконично, по-деловому. Никаких фотографий-игрушек-сувениров
Она что-то говорила мне. С чем-то я соглашалась, что-то уточняла. Все происходило словно без моего участия, на автопилоте. Минут через десять был составлен договор. Мы расстались, как мне показалось, довольные друг другом. Но не это сейчас было для меня важным.
— Поздравляю. С понедельника приступай к работе. Я буду после трех, — напутствовала Лариса.
— Да, хорошо.
— Что-то не так?
— Все нормально.
— Я тебя не узнаю. Что с тобой случилось? Какие-то проблемы?
— А у кого их нет? Думаю, вечером все решится.
— Ну, хорошо.
— Я пойду.
— Да, конечно.
Меня не радовали ни погода, ни подписанный договор, ни предстоящая презентация. Я прокручивала разговор с Морозовым. Как же он мог?! Каждый раз, когда я думаю, что счастье — вот оно, рядом, оно ускользает. Вместо радости — боль и слезы. Словно я пытаюсь пробить стену, а рядом открыта дверь. Как ее увидеть? Как войти?
Надо было ехать к Морозову. Как мне этого не хотелось! Вычеркнуть. Забыть. Исчезнуть. Но я поехала, чтобы поставить точку в этой истории. На многоточие я не надеялась.
Он приехал уставший, слегка раздраженный. Но, как всегда, был учтив и галантен. И как всегда, с цветами. Хотя было видно, что он почти падает от усталости. Но вида, естественно, не показывал. Хотел быть на высоте. Он не спеша снял куртку, оставил в прихожей дорожную сумку, разулся и прошел за мной на кухню. Все те же неизменные джинсы и на этот раз черный свитер. Двухдневная небритость покрывала щеки, грозя вот-вот стать полноценной бородой. Такого я еще не видела, обычно он был гладко выбрит. Я не стала озвучивать свои наблюдения. Мне вообще сейчас меньше всего хотелось говорить, и тем более с ним.
Морозов подошел ко мне, поцеловал в щеку, царапая щетиной, и отдал цветы. Я положила их на стол.
— Что у нас на ужин?
— У нас? Я эти дни была у себя.
— Работы было много?
— Да.
— Я думал, ты меня по-другому встретишь.
— С цветами и оркестром? — Я не смогла скрыть раздражения, обиды, того всепоглощающего неприятного чувства, когда кажется, что несчастнее тебя нет человека и никто не может понять твоих проблем и посочувствовать.
— Что случилось за то время, пока меня не было?
— Я думаю, ты сам все понимаешь.
— Что?! Что я должен понимать?
— Как ты объяснишь это? — Я показала на косметичку.
— Ты с ума сошла! Боже мой, она опять ее оставила.
— Кто «она»?
— Буквально на пару часов заезжала сестра из Варшавы. Она пять лет назад вышла замуж и теперь живет там постоянно, иногда балуя своими визитами. Как правило, не чаще раза в год. Она была в Москве проездом, ехала к друзьям в Ташкент. Там у нее кто-то из однокурсников. Я ей рассказал о тебе, только ей. Мы с ней вместе поехали в аэропорт.