Между волком и собакой. Последнее дело Петрусенко
Шрифт:
Люди растерянно переглядывались, пожимали плечами – ничего не вспоминалось. Но лишь до того момента, пока один из проводников не сказал:
– Станция маленькая, а буфет в ней хороший. И чай горячий имелся, и блины.
Плотину прорвало. Вспомнили прибежавших из посёлков местных жителей – быстро узнали о застрявшем поезде, принесли картошки варёной, сала, да, небось, и самогона тайком притащили. Кто пешком, кто на подводе, один даже на мотоцикле… Молодые ребята, студенты по виду, снежками бросались, сбили шапку меховую с солидного мужчины, тот ругался… Людей-то из вагонов повыходило много, вот и развлекались кто чем. Были такие, кто сильно сердился, опаздывал по свои делам…
Майор
– Вы все люди опытные, пассажиров насмотрелись разных… Не обратили внимание: иностранцев не было в том рейсе? Не выделялся кто-нибудь как-то необычно?
Оказалось, иностранцев ехало в тот раз много – целый спальный вагон занимали ехавшие в Харьков иностранные писатели и журналисты. Проводник даже запомнил, что ехали они на своё писательское совещание. Но в Борках никто из этой группы не выходил – проводник был совершенно уверен.
– Им как раз перед остановкой из вагон-ресторана обед доставили, так они двери купе пооткрывали и вроде как общий стол устроили – ходили друг к другу, переговаривались. Я им столик раскладной поставил в коридоре, так они, по трое, четверо выходили, курили, с рюмочками, тарелками. У них каждое купе на двоих, а им хотелось всем вместе… То смеялись, то спорили… Я, конечно, не понимал – они всё по-иностранному говорили. Но очень умный народ, сразу видно… Нет, никто даже не выходил в Борках. Они, по-моему, и не заметили, что мы стояли долго.
– В моём вагоне тоже был один иностранец, – вспомнила миловидная проводница средних лет. – Третий вагон, мягкий. Вот он и его спутники в Борках выходили.
Женщина была уверена, что иностранный пассажир был немцем – он немного говорил по-русски, но всё вставлял немецкие слова. Да и в самом начале сразу её спросил, не говорит ли она на этом языке. Она немецкий не знала, но понять, что он просит чаю, было не трудно. Это было вечером, сразу, как только выехали из Москвы. Тогда этот немец в купе был один – три места пустовали. Двое пассажиров подсели туда рано утром, в Белгороде. И как раз оказалось, что один из новеньких немецкий знает. Вот он, когда остановились в Борках, и сказал немцу: «Здесь когда-то царский поезд перевернулся, император Александр чуть не погиб. Хорошо бы посмотреть, где это…» Проводница поняла, потому что он повторил по-русски, сказала им: «Смотрите, не отстаньте, кто знает, сколько будем стоять, может и не долго…»
– И что? – спросил Зарудный. – Не отстали?
– Как садились, не видела, – созналась женщина. – Сама уходила по делам в соседний вагон. Но как только тронулись, обошла все купе. Все пассажиры были на месте, и эти тоже. Немец лежал на верхней полке, читал, а соседи спросили, работает ли ресторан. Хотели ещё до Харькова сходить поесть, они ведь дальше ехали, в Симферополь.
– Пошли? И немец?
– Да, все вместе ушли, а вернулись к себе после Харькова. Весёлые. В карты играли…
– И немец? – вновь спросил Зарудный.
– И он. По-русски пытался говорить, смеялся…
Информация показалась Кандаурову бесперспективной, но всё же он её проверил. Он и сам вспомнил, что в первых числах февраля в городе проходило совещание славянских секций МОРПа. Ещё в 30-м году здесь, в Харькове, состоялась 2-я конференция Международного Объединения Революционных Писателей. Сейчас, когда политическое положение Европы сильно изменилась, вновь в Харькове собрались пролетарские писатели и журналисты из стран, наиболее сильно ощущаемых давление профашистских правительств: Польши, Болгарии, Чехии, Словакии
Чтобы установить личность ехавшего отдельно «немца», пришлось обратиться в Москву. Сведения, пришедшие из Бюро по политической эмиграции, оказались интересными. Но имели ли они отношение к делу банды Брыся, к найденному труппу? Возможно, что и нет. Но всё же… Ехавший пассажир был не немцем, а австрийцем. Эрих Краузе до 34-го года был членом военизированной организации соцдемократов Австрии – шуцбунда. Шуцбундовцы выступали против вооружённой фашистской реакции, а в феврале 1934 года в городах Линце и Вене вступили в открытый бой с фашистами. Вместе с ними сражались и коммунисты, и беспартийные рабочие. Но руководство социал-демократической партии предало их, не поддержало восстание, и после нескольких дней жестоких боёв оно было подавлено. После этого Эрих Краузе, как и многие другие шуцбундовцы, вступил в компартию Австрии и дальше продолжал революционную борьбу уже коммунистом. Побывал и в тюрьме. Незадолго до «аншлюса», в Австрии начались повальные аресты и расстрелы коммунистов, разгром подполья. Эриха спешно переправили в СССР. Поездом Москва-Симферополь он ехал в Крым, подлечиться в Гурзуфский военный санаторий. К тому же, там его ожидали встречи с пионерами лагеря «Артек» – он и зимой тоже работал. К месту назначения австрийский коммунист прибыл благополучно.
И эта б история разочаровала Кандаурова, если бы не два момента. Главный: Эрих Краузе погиб на второй день приезда в Гурзуф. Ему захотелось прокатиться по незамерзающему Чёрному морю на парусной лодке. Он, оказывается, был опытным яхтсменом у себя на родине, принимал участие в парусных соревнованиях. Вот и загорелся желанием пройтись под парусом до Адаларских скал. Вышел утром один, в туман и ветер, потом его долго искали, нашли лодку, прибившуюся дальше к берегу, в безлюдной бухте. Тело Краузе не нашли. Местные рыбаки говорили, что, скорее всего, никогда и не найдут: море редко возвращает своих утопленников.
Дмитрию из Симферополя сообщили, что местные органы, конечно же, расследовали обстоятельства смерти иностранного коммуниста. У них сомнений не осталось – несчастный случай, самоуверенная неосторожность. Хотели привлечь к ответу рыбака, давшего Краузе свою лодку, но весь рыбацкий посёлок чуть ли не взбунтовался. В конце концов, решил Кандауров, смерть Краузе хоть и совпадает по времени, но это не его тело найдено в Борках. Даже пошутил, докладывая начальнику:
– Кто у нас из писателей сочиняет криминальные истории? Можем подарить сюжет: тело утопленника тайком привозят из Крыма к нам, подбрасывают на маленькой станции…
– Это для какого-нибудь Ната Пинкертона такие фантазии подойдут, – пожал плечами Троянец. – Нашему Льву Шейнину выдумки ни к чему. Он из нашей практики рассказы пишет – зачитаешься. Вот расследуешь дело – подарим ему сюжет.
Но был ещё один штрих, связанный с Эрихом Краузе и Харьковом – вот его Кандауров обязан был проверить. Оказывается, когда Краузе оформляли путёвку, и он узнал, что поедет через Харьков, обрадовался. Сказал: там сейчас работает его друг и товарищ по борьбе Гюнтер Хартман. Мол, сделаю транзитную остановку денька на два, повидаю его. И забеспокоился: «Только надо предупредить его, мало ли… Вдруг тоже собирается уезжать». Сотрудники Бюро политической эмиграции тут же созвонились с Харьковом, узнали телефон строительного треста, и – вот повезло, – застали на месте самого Хартмана. Друзья поговорили: Эрих радостно смеялся, шутил, восклицал: «Ты всё такой же!» И попрощался: «До скорой встречи».