Между жизнью и смертью: Хроника последних дней Владимира Маяковского
Шрифт:
Восемь лет спустя Вероника Витольдовна придумывает в мемуарах тот меланхолический разговор, после которого Маяковскому нечего было хвататься за пистолет. Выдумка рассеивается при сопоставлении мемуаров с протоколом допроса. Из него следует, что Маяковский просил, умолял, заклинал Полонскую, чтобы она осталась с ним, но натыкался на ее «нет».
«Он вынул револьвер. Заявил, что застрелится. Грозил, что убьет меня, — вспоминала Вероника Витольдовна. — Наводил на меня дуло. Я поняла, что мое присутствие только еще больше нервирует его».
Мы помним, что Полонская относит эту сцену не к последнему разговору с Маяковским, а к объяснению на квартире у Валентина Катаева несколькими часами раньше. Но, повторим, после этой безумной выходки Маяковского она вряд ли бы рискнула по доброй воле остаться с ним наедине. Однако, если Маяковский угрожал ей пистолетом у себя в комнате в самый
Итак, Вероника Полонская сидит на диване, не поддавшись ни на какие уговоры. А Маяковский, исчерпав все доступные ему резоны, решается на последний довод: достает восьмизарядный пистолет с единственным патроном, направляет на нее, грозит двойным убийством, но, прежде чем она поймет, что происходит, упирает ствол себе повыше левого соска, спускает курок и падает на пол с лицом, обращенным к ней.
Прирожденный игрок, Маяковский допускал вмешательство судьбы, как в «русской рулетке», когда в барабане револьвера оставляют один патрон, втемную прокручивают барабан и нажимают на спусковой крючок. В пистолетах нет барабана, но при одном патроне сохраняется шанс на осечку. По меньшей мере, дважды осечка спасала Маяковского. Однако судьба не только переменчива, но и предусмотрительна. Кто знает, от чего она уберегла самоубийцу.
Хлопоты о прахе
Итак, в полдень тело Маяковского перевезли на санитарной машине в Гендриков переулок. По крутой деревянной лестнице подняли на второй этаж, через столовую внесли в дальнюю угловую комнату, которую занимал Маяковский, и уложили на кушетку. Покойник застыл лицом к стене, вернув себе предсмертную позу. В столовую, в комнаты отсутствующих Лили Брик и Осипа Брика набились друзья, коллеги, знакомые. Пришли мама и сестры. Борис Пастернак потерянно бродил из комнаты в комнату, натыкаясь на знакомых и незнакомых людей. Позже он отозвался на смерть Маяковского стихами:
Ты спал, постлав постель на сплетне. Спал и, оттрепетав, был тих, — Красивый, двадцатидвухлетний, Как предсказал твой тетраптих.Тетраптих — это поэма «Облако в штанах», в которой Маяковский представился так:
Мир огр о мив мощью голоса, иду — красивый, двадцатидвухлетний.В половине седьмого скульптор Константин Луцкий [96] снял посмертную маску и сделал слепки с кистей рук Маяковского.
96
Луцкий Константин Леонидович (1882–1954) — скульптор; 14 апреля 1930 до вскрытия черепа снял посмертную маску Маяковского и сделал слепки рук.
В восемь часов появились сотрудники Института мозга. Отпилили свод черепа. Сдвинув кожу с волосами на лицо, вынули мозг и вернули кость и волосы на место.
Когда приехал скульптор Сергей Меркуров [97] , лицо под руками уже ходило ходуном.
Общими усилиями покойнику сломали нос и ободрали скулу.
В полночь гроб с телом Маяковского увезли на грузовике в Клуб писателей. Юрий Олеша стоял в кузове, и, когда касался гроба, краска липла к рукам.
97
Меркуров Сергей Дмитриевич (1881–1952) — скульптор; 14 апреля 1930, но уже после вскрытия черепа, снял посмертную маску Маяковского.
На три дня растянулось прощание — ждали возвращения из-за границы Бриков. А лицо Маяковского катастрофически мертвело. «С каждым часом он меняется. Что будет завтра — жутко подумать», — писала Е. А. Санникова [98] мужу, поэту Григорию Санникову [99] .
Перед самыми проводами в зале остались только родные, близкие и, конечно, товарищи по официозной Российской ассоциации пролетарских писателей, куда Маяковский вступил двумя месяцами раньше, разругавшись с многолетними соратниками-лефовцами. Поднесли крышку, попытались закрыть гроб — гроб не закрывался. Двигали ее взад-вперед, из стороны в сторону — результата никакого. Тогда подошел Юрий Либединский [100] , прозаик, друг Александра Фадеева [101] , тоже рапповец, налег изо всех сил. Внутри что-то хрустнуло — крышка села на место.
98
Санникова Елена Аветовна (1891–1941, покончила с собой) — жена Г. А. Санникова.
99
Санников Григорий Александрович (1899–1969) — поэт, один из организаторов объединения пролетарских поэтов «Кузница» (1920–1926), член редколлегий журналов «Октябрь» (1925–1926, 1946–1954), «Красная новь» (1927–1931), «Новый мир» (1935–1937); муж Е. А. Санниковой.
100
Либединский Юрий Николаевич (1898–1959) — писатель; один из руководителей РАППа.
101
Фадеев Александр Александрович (1901–1956, покончил с собой) — писатель; в 1926–1932 один из руководителей РАППа; по приглашению юбиляра посетил выставку «20 лет работы Маяковского».
В Донском крематории по пропускам можно было спуститься к термической камере и через иллюминатор наблюдать за сожжением трупа. Борис Ефимов [102] рассказывал, как мгновенно вспыхнули волосы на голове Маяковского. От адской жары стали сокращаться мышцы — туловище, руки, ноги задергались. Лиля Брик в ужасе закричала:
— Его сжигают живым!
Поначалу урну с прахом держали на столе в закрытой комнате крематория. Встав на табурет, можно было через стекло вверху заглянуть внутрь. После высокой сталинской резолюции ревностные поклонники Маяковского обратились наверх за разрешением замуровать урну в Кремлевскую стену. Отказ был обоснован ссылкой на самоубийство.
102
Ефимов Борис Ефимович (1900–2008) — политический карикатурист; брат М. Е. Кольцова; объект эпиграммы Маяковского; был на похоронах поэта, наблюдал за сожжением тела; охотно рассказывал о Маяковском.
Тогда Всеволод Мейерхольд, строивший свой театр на Триумфальной площади, пообещал установить на куполе театра памятник Маяковскому, а в фойе — урну с прахом. Но Мейерхольда арестовали раньше, чем театр был достроен.
Только через сакральные для автора «Облака в штанах» двадцать два года, прошедшие после смерти, в мае 1952-го, неприкаянный прах был перенесен из крематория на Новодевичье кладбище и зарыт в землю.
Тогда же, в 50-е годы, Михаил Светлов [103] рассказал Евгению Евтушенко о своей последней встрече с Маяковским. После бильярда они спускались по Тверской улице. Маяковский молчал, только зажженная папироса прыгала из угла в угол рта. Вдруг напротив Центрального телеграфа он резко остановился, притянул Светлова за лацкан:
103
Светлов Михаил Аркадьевич (1903–1964) — поэт, автор стихотворения «Гренада» (1926), которое Маяковский иногда читал на своих вечерах.
— Слушай, Миша, а меня не посадят?
Светлов был ошеломлен:
— Что вы, Владимир Владимирович! Вас — первого поэта революции?..
— Это-то и страшно, — угрюмо произнес Маяковский.
Своим выстрелом он защитил себя и от этой чудившейся ему угрозы.
Основная литература
«В том, что умираю, не вините никого»?..: Следственное дело В. В. Маяковского: Документы; Воспоминания современников / Вступительная статья, подготовка текста, комментарии С. Е. Стрижневой. — М.: Эллис Лак 2000, 2005.