Междуглушь
Шрифт:
Корабль поднялся в облака, медленно поворачиваясь вокруг своей оси под ветром, словно флюгер. Их несло на восток.
— Какие мы дураки, — сказал Чарли.
— Заткнись, — посоветовал Джонни-О. — Закрой пасть, понял?
И теперь Джонни-О сидел напротив Чарли на променаде правого борта «Гинденбурга». Ведро с монетами стояло между ними.
— Ты первый, — сказал Джонни-О.
— Нет, ты первый, — отозвался Чарли.
— Нет, ты!
— Нет, ты!
Ни тот, ни другой не хотели брать монетки. «Гинденбург» несло в небесах по воле ветров, а парни лишь
Глава 38
Последний поезд из Мемфиса
Милос стремглав мчался вперёд, таща за собой Алли. Он сторонился людных улиц, боясь, как бы Алли не набралась сил, не впрыгнула в кого-нибудь и не сбежала. Ему не было известно, захватили ли войска Мэри поезд. Если нет — Алли послужит средством торговли, если захватили — она станет весьма ценной заложницей.
— Я прочла её мысли, Милос, — тихим от слабости голосом проговорила Алли. — Этого нельзя делать. Мэри не рассказала тебе всего! Ты не знаешь, что она задумала!
Но Милос и без того был ошеломлён всем случившимся; зачем ему ещё ломать голову над словами этой девчонки? Он не знал, что и думать, не на шутку страшился того, что им всем предстоит, и от этого разозлился до крайности.
— Тихо! — прикрикнул он. — Не то вгоню тебя в землю, только чтобы заткнуть тебе рот!
— Вгоняй! Я лучше уйду в землю, чем приму хоть какое-то участие в плане Мэри!
— Это больше не её план! — отрезал он. — Это теперь мой план!
Они достигли того места, где на мёртвых рельсах стоял поезд-призрак. Милос сразу увидел Спидо — тот лихорадочно выкрикивал какие-то приказания. Только что прибыла команда, удерживавшая «Гинденбург» на земле, из чего следовало, что воздушный корабль потерян. Ну да ладно, зато у них теперь есть поезд. Мэри нет, но её дело живёт!
Всю попавшую в плен армию Огра засунули в последний вагон. Идея принадлежала Мэри — она заимствовала её у Мопси. «Послесветов можно засунуть в любой объём — на всех хватит места», — говорила она и была права: в вагон поместилось несколько сот; в окнах были видны расплющенные руки, ноги, локти, лица... Это было что-то вроде чистилища для инакомыслящих — пока не одумаются и не начнут мыслить, как Мэри.
Завидев Милоса, Спидо заволновался.
— А почему ты здесь, а не с Джил на мосту? — Но когда рядом с Милосом он обнаружил Алли, у него даже послесвечение поблекло. — Что-то пошло не так, да? Что случилось?!
— Запри-ка эту красотку где-нибудь в надёжном месте, — ответил Милос, — да смотри поосторожнее — она умная. — И, состроив одну из своих самых обворожительных мин, подмигнул Алли: — Слишком умная — себе же во вред. Но, может, как говорит Мэри, получится её «перевоспитать».
— Мэри ещё нет, — проговорил Спидо. — Мы не можем двигаться дальше, пока она не вернулась.
Милос секунду поколебался — уж больно правда была жестока.
— Мэри не вернётся, — сказал он. — Мне очень жаль.
— То есть... Значит, Огр победил её?
— Огра тоже больше нет. Они оба пропали.
Спидо был потрясён. Ему хотелось бы узнать всё в подробностях, но сейчас не было времени, да и Милос ещё не собрался с духом для рассказа.
— Всё, что нам остаётся, — сказал Милос, — это продолжать её дело.
— Но как мы можем продолжать без неё?!
— О, я думаю,
Спидо привязал Алли к передку паровоза, над самым буфером, лицом вперёд. Милос одобрил.
— Я вообще-то подумывал о чём-нибудь более комфортабельном, — сказал он, — но и так сойдёт.
— Я тебе не галионная фигура [50] ! — бушевала Алли.
— Ещё какая галионная! — невозмутимо возразил Милос. — Ты лишила детей Мэри их попечительницы. Они бы предпочли запаковать тебя в мешок и послать к центру Земли, но я их отговорил. Сказал им, что мы должны проявить милосердие — так поступила бы Мэри. Ненавидь меня, сколько хочешь, но я только что спас тебя.
50
Статуя, которой в старину украшали носы парусных кораблей (галион — так назывался тип старинных испанских парусников), обычно в виде женской фигуры.
— Ты уж меня прости, что не испытываю к тебе благодарности! — огрызнулась Алли.
Милос вплотную придвинулся к ней и прошипел:
— Я могу тебе простить всё... кроме одного. Ты забрала её у меня. Этого я тебе никогда не прощу.
Он ушёл, а Алли осталась. Теперь, когда она была привязана к передку паровоза, она получила великолепную точку обзора — такой не было больше ни у кого.
Поезд остановился у самой реки — рельсы здесь кончались. То есть, конечно, посередине моста на Юнион-авеню пролегало железнодорожное полотно — но поскольку оно являлось частью живого мира, состав-призрак воспользоваться им не мог. На великой Миссисипи не было ни одного междумирного моста.
К поезду подошли Лосяра, Хомяк и Оторва Джил.
— Ты, должно быть, Алли-Изгнанница, — сказала Джил, проходя мимо паровоза. Она бросила оценивающий взгляд на связанную по рукам и ногам пленницу. — Милашка.
Алли подозревала, что сейчас случится, но всей душой надеялась, что ошибается. Она цеплялась за эту надежду до тех пор, пока не раздался грохот.
Первым взрывом разрушило восточную башню моста, через секунду упала и западная. Опоры и балки разнесло в клочья, словно конфетти. Железнодорожное полотно и автомобильные линии провалились, и весь мост свалился в реку, забрав с собой несколько десятков машин.
Алли вопила от ужаса, не в силах вынести этого кошмарного зрелища, и ей вспомнилось то, что она подсмотрела в мозгу у Мэри.
«В этот знаменательный день кое-кому придётся вознестись к свету, но их святая жертва проложит дорогу тысячам, которых мы сможем спасти. Тысячам. И это лишь начало». Так думала Мэри.
Мост погиб, а вместе с ним и те, кто в этот момент находился на нём. Но из дыма и пепла разрушения восстала память о мосте — такая же реальная и нерушимая, как и всё в Междумире. Мост на Юнион-авеню перешёл в вечность [51] .
51
Моста на Юнион-авеню в Мемфисе нет. Потому что его взорвали послесветы Нила Шустермана.
А по правде, его там никогда и не было, поскольку в нашем мире Юнион-авеню не доходит до Миссисипи.