Мгновение
Шрифт:
В панике он приподнялся со скамьи, готовый бежать. Конечно же, смеялась над ним - неуклюжим провинциальным ротозеем, который пялит на девушек глаза.
Однако, проследив за направлением ее взгляда, он успокоился. Нельзя было без смеха наблюдать за забавными прыжками щенка.
– Сколько хлопот ему осенью, - ободрившись, сказал Федотов.
– Все листья шуршат...
– Что?!
– Сосед с газетой внезапно встрепенулся, как от толчка, и уставился на Федотова.
– Я говорю: шуршат листья, - пробормотал тот.
–
– сказал сосед таким тоном, точно и не ожидал услышать от него ничего более умного, и снова уткнулся в газету.
Девушка задумчиво посмотрела на Федотова. Нет, это не был бульварный приставала, искатель приключений. Просто юнец лет восемнадцати, нечто долговязое, неуклюжее, светловолосое и очень робкое. Уши у него сейчас были пунцовые, как два пиона.
– Щенку очень весело осенью, - сказала она, протяжно и твердо выговаривая слова.
– Ему кажется, что все листья играют с ним...
И она опять улыбнулась.
Так завязался разговор - с помощью щенка.
– Какой лохматый!
– подивилась девушка.
– Да, странный, - подтвердил Федотов.
– Я еще не видел таких.
Потом он вспомнил несколько подходящих к случаю историй о собаках.
Говорить приходилось очень громко, потому что любитель "Вечорки" по-прежнему сидел между ними. По-видимому, он принадлежал к числу тех людей, которые прочитывают газету вплоть до объявлений. Федотов подумал, что они разговаривают с девушкой, как через стену.
Но не слишком удобно было и "стене". Толстяк стал раздраженно качать ногой, переброшенной через ногу. Тогда юноша и девушка скромно встали и ушли.
Федотов говорил и говорил не переставая. Он очень боялся, что его новая знакомая воспользуется первой же паузой в разговоре и скажет: "Ну, мне пора", или: "Извините, меня ждут". Нельзя было допускать пауз в разговоре.
– Я провалился на экзаменах в институт, - объявил он с места в карьер. И добавил: - Не хочу, чтобы вы думали обо мне лучше, чем я есть на самом деле...
По его словам, подвела "проклятая" математика, которая с детства не давалась ему.
– Но я одолею ее за зиму, - сказал Федотов.
– Мне нужно одолеть ее! Не закончив института, я не смогу стать подводным археологом...
– Подводным?.. Никогда не слышала о такой профессии - подводный археолог.
– Все дело, может быть, в том, что я из Запорожья, - объяснил Федотов. Неподалеку от нас строили Днепрогэс. А я очень хорошо ныряю...
Когда начали строить Днепрогэс, Федотов был еще мальчишкой. Летом, понятно, пропадал по целым дням у реки. На спор нырял и оставался почти минуту на дне Днепра, а для посрамления маловеров показывал вещественное доказательство - речной песок или гальку. Как-то он поднял со дна старинную русскую гривну, в другой раз - заржавленный наконечник копья.
Азарт его возрастал с каждой новой находкой. Но главный триумф был впереди. Однажды он нащупал
Именно в этом месте водолазы, расчищавшие русло для бетонных быков плотины, обнаружили целый клад. Это были доспехи времени Киевской Руси, много веков пролежавшие в речном песке. Огромный богатырский меч с длинной рукояткой едва подняли на плечи четыре школьника, а Федотов, кряхтя, покатил за ними круглый щит.
Эта находка, обогатив местный краеведческий музей, вместе с тем определила и судьбу Федотова. Он не пошел ни в строительный техникум, ни в технологический институт, как большинство его сверстников. Он решил стать археологом, и именно подводным!..
Простодушная откровенность этого юноши подкупала. Нельзя было не ответить тем же.
– Вас тянет под воду, а меня в глубь земли, - пошутила девушка.
И она показала толстую книгу, которую держала в руках.
– "Курс сейсмологии", - вслух прочитал Федотов.
– О землетрясениях... А я думал: не роман ли?
– Почему?
– У вас были такие глаза, когда вы закрыли книгу...
– Какие же?
– Мечтательные...
– Вы все подмечаете... Я думала о будущем своей профессии.
– К тому времени, когда вы станете сейсмологом...
– Я стану им очень скоро. Я на третьем курсе.
Федотов не смог удержаться от вздоха, вспомнив о "проклятой" математике.
– Но ведь я значительно старше вас, - рассудительно сказала девушка.
– Мне уже двадцать лет!
Они немного поспорили о том, солидный ли это возраст - двадцать лет, или еще не очень.
За разговором не заметили, как спустились по Столешникову переулку, прошли площадь Дзержинского и площадь Ногина и очутились на набережной.
– Смотрите-ка!
– удивилась девушка.
– Устьинский мост!
Длинная очередь медленно двигалась вниз по гранитным ступеням к пристани речных трамваев.
– Вы катались когда-нибудь на речном трамвае?
– спросил Федотов.
– Никогда.
– И я никогда. Покатаемся?
Он соврал. Катался уже, и не раз. Катание на речном трамвае предпочитал всем остальным столичным развлечениям - может быть, потому, что это напоминало о Днепре.
– Как легко с вами разговаривать!
– признался Федотов, когда они уселись на верхней палубе.
– Вам не кажется, что мы знакомы много лет?
– Кажется.
– А ведь я не знаю даже, как вас зовут.
– Максумэ.
– Павел.
Смущенно улыбаясь, они обменялись рукопожатиями.
– Какое у вас красивое имя - Максумэ!.. Его можно петь.
Спутница Федотова посмотрела на него, не поворачивая головы, - уголком настороженного черного глаза. Что-то уж очень он расхрабрился!..
– Как красиво на реке!
– сказал она, осторожно переводя разговор на другую, более безопасную тему.
– Город будто позолочен, правда?