Мхитар Спарапет
Шрифт:
— О помощи? — сердито буркнул сераскяр. — Сейчас я сам нуждаюсь в помощи. Моя армия растаяла в ущельях Армении, а персияне уже теснят нас. Тахмаз Кули Надир хан осадил Багдад. Куда мне идти на помощь? К багдадскому паше или в Алидзор? — Абдулла помолчал, потом добавил: — Возвращайся-ка лучше в Сюник да передай, что я приказываю удержать Мухитар пашу под Алидзором. Сдадите город, всех перевешаю. Передай еще, что на помощь к вам я приду, как наступит весна и просохнут дороги.
Пятясь назад, гонец вышел из зала. Абдулла впал в раздумье. Опять эти армяне связали нам ноги!
Абдулла в упор посмотрел на главного муллу и спросил:
— Что пленники? Покончили с ними?
— Все проданы, паша. А мальчиков я отправил в Стамбул, в янычары! — ответил мулла.
— А жена Мухитар паши где?
— По твоему приказу ее мы держим здесь.
— Привести ко мне! — бросил сераскяр.
Тикин Сатеник медленно вошла в зал. Она едва передвигала ноги, но держалась с достоинством, высоко подняв слегка поседевшую голову. Смотрела холодно и спокойно. Эта гордая женщина была сейчас похожа на тысячелетний хачкар, снятый с пьедестала. Уверенно шла она к турецкому паше. Ее вид и особенно печальная, но полная бесстрашия торжественность изумили всех присутствующих в зале. Иные даже на минуту испытали какое-то непонятное чувство страха: кто это перед ними, живое существо или небесный дух отмщения в образе женщины?!
Тикин Сатеник остановилась перед сераскяром и запавшими измученными глазами впилась в него немигающим взглядом.
Абдулла проговорил:
— Я вижу, что жена армянского спарапета тоже не из робких.
— Малодушны лишь слабовольные! — тихо, но внятно процедила сквозь зубы Сатеник. — Великая смерть — удел великой души…
Паша ехидно усмехнулся, покосился на приближенных и продолжал:
— Госпожа, ты — мать, твой сын — мой пленник. Не хочешь ли ты спасти его от смерти?
Сатеник вздрогнула, глаза ее округлились.
— Он уже спасен! — ответила женщина. Паши вопросительно переглянулись, Абдулла на мгновение помрачнел. — Дух моего сына свободен! — продолжала Сатеник. — Ты не смог убить его душу, паша! Нет, не смог… Не смог, как не сможешь спустить с высот небесных парящего орла, повернуть вспять течение реки. В твоей армии нашлись люди, которые всего за каких-нибудь два золотых исполнили мою волю, освободили душу моего сына от твоих цепких лап!
— Его похитили?! — не своим голосом заорал паша, обращаясь к главному мулле.
— Нет, господин мой, — опустил голову главный мулла, — эта безумная женщина упросила убить своего сына!.. Подкупила аскяра, и тот задушил ее выкормыша…
— Зарезать этого аскяра! Зарезать, как грязную свинью! — кричал паша.
— Он уже убит, — отвечал мулла.
Абдулла с ужасом посмотрел на Сатеник. Она казалась спокойной и невозмутимой, только слегка покачивалась.
— Детоубийца! — зарычал паша. — Аллах свидетель, что такой жестокой
— Кому, как не мне, матери, было избавить его от вечных страданий, — словно бы про себя прошептала Сатеник. — Вы уже успели подвергнуть его обрезанию и сделали бы из моего мальчика янычара, чтобы он потом всюду сеял смерть и, как вы, уничтожал невинных детей и матерей своего народа! Такой он бы не был мне сыном, не был бы человеком… Я спасла его, и небо приняло чистую душу непорочного!..
— Я изведу всех армян до единого, чтобы вы в своем исступлении больше не преграждали мне путь. Не оставлю в живых ни души. А тех, кто выживет, обращу в магометанство! Я, я… — Паша посинел.
— Руки у тебя коротки! — вставила тикин Сатеник.
— И ты еще надеешься? На урусов надеетесь?
— С надеждой мы жили века! — снова спокойно сказала Сатеник. — Трудно жили… И всё больше силою своих рук и ума. А теперь поживем с помощью русских! Они придут, обязательно придут! Не сегодня, так завтра. И мечта наша сбудется! Таков он — путь армян!..
— Урусам достанутся только развалины Армении!
Тикин Сатеник не ответила. Помолчал и паша, а потом чуть мягче прежнего сказал:
— Послушай, жена Мухитар паши, будь благоразумной. Я освобожу тебя, прощу все зло, которое причинил нам твой супруг, только напиши ему, убеди, чтобы сложил оружие, подчинился мне, и я буду милосерден к вам. Напиши!
— Никогда! — Голос Сатеник задрожал. — Я первая прокляну его, если он когда-нибудь покорится тебе.
— Но в таком случае мы отрубим тебе голову!
— Рубите!
— Тебя нагую поволокут по улицам.
— Пусть будет так!
— О аллах! — покачал головой паша. — Что за народ эти армяне? Выведите ее вон! Она колдунья! Предайте смерти. И немедленно.
Сатеник увели. Собравшиеся во дворе муллы при виде пленницы завопили. Женщину бросили на их протянутые руки.
— Жертва аллаха! Жертва!.. — взвизгнул главный мулла… С жены Мхитара сорвали полуистлевшее рубище. Из-за пазухи вывалилась ее рукопись. Какой-то турок бросил книгу в костер, что горел неподалеку… Сатеник закрыла глаза.
Озверелая толпа дико ревела, подстрекаемая муллами.
— Эта гяурова скверна поносила нашу святую веру! — кричали они. — Убить ее!
— Убить, убить!..
Перебрасывая тикин Сатеник с рук на руки, ее донесли наконец до площади. Одетый в белое мулла, с двенадцатикратно обмотанной чалмой на голове, изо всех сил тряхнул едва державшуюся на ногах Сатеник и закричал:
— В последний раз говорю: прими ислам, и ты станешь любимицей солнцеликого владыки вселенной султана Ахмеда!
Сатеник собрала свои последние силы, глотнула воздух и плюнула в лицо муллы.
Ее бросили в яму.
— Оставайтесь с миром, Мхитар и мой Агарон! — закрыв глаза, шептала Сатеник. — Я прощаю все твои заблуждения, Мхитар, ибо, не любя меня, ты любил самое возвышенное и святое — нашу родину. Прощай, сынок мой, Агарон. Не думайте обо мне плохо и всегда будьте стойки в защите Дома Армянского. Да будет благословен путь вашей жизни. Аминь.