Шрифт:
Интересная информация: Центральная геофизическая обсерватория в городе Обнинске образовала свой уникальный музей, и экспонатом № 1 здесь числится посмертная маска «отца русской сейсмологии» — человека уникальной судьбы. Сейчас, когда так много разговоров о землетрясениях, стоит вспомнить о Борисе Борисовиче Голицыне..
Род князей Голицыных дал немало интересных людей. Политик сразу назовет дипломатов Голицыных. Социолог вспомнит Голицыных — вольнодумцев-вольтерьянцев. Искусству они дали немало писателей и музыкантов. Военные историки знают множество полководцев. Голицыны, наконец, были просто губернаторами,
Это князь Борис Борисович Голицын — физик.
На ощупь пробираясь в потемках физики, я рискую говорить о Голицыне в той доступной для меня области человеческих измерений, которая часто ускользает от внимания историков науки, поглощенных более развитием мышления своего героя. Сначала заглянем в родословие…
Когда я работал над романом «Битва железных канцлеров», мне впервые встретилась мать Бориса Борисовича в записках Горация Румбольда, английского дипломата, жившего в Петербурге.
Русская генеалогия по сей день имеет множество белых пятен. В частности, неизвестно происхождение многих подкидышей. Так, в 1841 году были одновременно подброшены в одинаковых корзинах две девочки к домам богачей — барона Штиглица и графини Кушелевой-Безбородко на ее даче в Лигове. Было ясно, что это сестры-двойняшки.
Со временем они превратились в удивительных красавиц, ставших очень богатыми невестами. Маня Кушелева вышла замуж за кавалергарда Б. Н. Голицына, прямого потомка знаменитого при Петре I фельдмаршала, победителя шведов. К сожалению, этот Голицын-кавалергард, хотя и окончил Московский университет, оказался в жизни пустейшим малым, который сначала транжирил приданое жены, затем стал подбираться к богатствам ее названой матери. Гораций Румбольд пишет, что из особняка графини Кушелевой-Безбородко время от времени исчезали то драгоценная севрская ваза, то картина Греза или Пуссена… Маня Голицына имела уже сына Бориса, когда, не в силах более сносить мотовство мужа, она разошлась с ним и вскоре по любви вышла за итальянского маркиза Инконтри, с которым и проживала постоянно в Италии.
Маленький Боря остался на попечении бабушки. Я не знаю, как это объяснить, но мальчик с детства грезил морем. Став гардемарином, юный Голицын уже тогда поражал товарищей пытливостью ума, удивительной доброжелательностью к людям и (это подчеркивают все) благородством характера. Практическое плавание в Средиземном море на фрегате «Герцог Эдинбургский» научило его многому. Фрегат, помимо машин, имел еще паруса, и потому быстрота маневров, когда прямо с теплой койки приходилось взлетать на мачты, боясь быть сорванным шквалом в море, приучила Голицына к мысли, что самое скорое решение, пусть даже не совсем удачное, все-таки лучше растерянного выжидания. Впоследствии, когда требовалось энергичное вмешательство в научную рутину, Голицын в мгновение ока схватывал суть дела, моментально отметая прочь все лишнее, и стремительно двигался к главной цели, на ходу исправляя допущенные ошибки.
Во время плаваний гардемарин все свободное время
— Для академии надо подготовиться, — сказали ему. Зима 1882
года выдалась промозглой, холодной. Бабушка уже умерла, отец проживал
в Калуге, а мать с молодым мужем во Флоренции.
Борис Борисович был очень беден. Он снимал комнатенку в сырой
нетопленой квартире, питался всухомятку по дешевым харчевням, а
усиленная работа в таких условиях подорвала его здоровье. Врачи
сказали юному мичману:
— Ваше сиятельство, у вас…, туберкулез!
Весною он выехал во Флоренцию, где и прожил два года в
благодатном климате, окруженный материнской заботой. Но, верный своим
принципам, мичман с любовью занимался историей искусств, слушал лекции
по физике и химии, записался в школу социальных наук, где прошел
полный курс политической экономии. Князь не жалел об этих годах,
проведенных в Италии, и, вернувшись в Петербург, сразу поступила
Морскую академию, которую опять-таки окончил первым, его имя было
вторично вписано золотыми буквами на мраморную доску.
Здесь он испытал первое оскорбление: князь оставался в чине
мичмана, а эполеты лейтенанта ему не давали.
— Ваше сиятельство, — было заявлено Голицыну, — вам не хватает
ценза в один месяц плавания.
— Хорошо, — отвечал Борис Борисович, — я согласен на любом
корабле доплавать этот месяц для полного ценза. Но Адмиралтейство в
такой ерунде ему отказало:
— Извините, князь. Свободных вакансий на флоте нет.
— Тогда я подаю в отставку!
— Это ваше право…
И он стал мичманом в отставке — невелик чин! Князь устремился
в Петербургский университет, в канцелярии которого испытал второе
ущемление своему самолюбию. Ему был задан наивный вопрос:
— А вы имеете аттестат классической гимназии?
— Нет. Я окончил лишь Морской корпус и Морскую академию с
занесением на мраморные доски.
— Для нас ваши мраморные доски ничего не значат. Нам нужны
знания, начиная с закона божия и арифметики.
— Но я изучал не арифметику, а высшую математику!
— А разве знаете древние классические языки?.. Борис
Борисович решил не тратить времени на изучение Закона Божия, латыни и
греческого — он уехал в Эльзас-Лотарингию, где был принят в
Страсбургский университет. Древность города и близость Рейна, мягкий
климат и готика храмов, памятники старины и благодушие здешних жителей
— все это настраивало душу на мажорный лад. Мичман поступил в институт
знаменитого немецкого физика Августа Кундта, окруженного плеядой
учеников со всех стран мира.
Голицын вскоре сразу отыскал земляка — Петра Лебедева, который
тоже не мог похвастать на родине знанием латыни. А для знакомых с
историей русской науки имя П. Н. Лебедева теперь стоит в одном ряду с