Мичман Империи. Часть вторая
Шрифт:
— А гвардейцы батарейки? — а это уже Гадел уточнил.
— Именно, только так обидно звучит, — хмыкнул Добреев, и я понял, что порой такой термин вырывается не только из уст ничего не знающих мальчишек. — Надо говорить источник силы.
— А если их взять больше? Батальон? — не унимался Фея.
— А у нас их и так два батальона на корабле, —
— Потом драться нам? — спросил Фея робким голосом.
— Именно, — снова улыбнулся подполковник, — боезапас на корабле ограничен, и на эскадру его не хватит. Так что в одиночку наш корабль такие схватки не затащит.
— Тогда почему вы в одиночку путешествуете? — удивился Бобёр, — Вас же могут захватить.
— Кто сказал, что в одиночку? — рассмеялся Добреев, а за ним и все морпехи. — Эскадра сопровождения отстала немного, часа через два здесь будет.
— Ваше высокоблагородие, — я тоже решил задать вопрос подполковнику, — не сочтите за оскорбление, а почему на абордаж отправили Вас, а не Полковника? Вы же не боярин.
— Леонтий Карпович, как боярин, отправился на поверхность Гусь-Налимска, помочь Гидеону Святогоровичу, — улыбнулся Добреев, а у меня отлегло от сердца. Спасут Могуту, спасут.
Разговаривали мы всю дорогу. Абордажники оказались общительными и смешливыми парнями. Даром, что офицеры. Вообще, как я заметил, в окружении великого князя все были без пафоса. Если не считать того гвардейца, что меня отгонял от корабля. Видимо, в нашу пользу играло то, что Михаил Владимирович был расположен к нам.
О самом абордаже рассказывать нечего. Сопротивления не было. Просто пришли и повязали выживших противников. Беседа с бойцами и то была интересней. Намного. Хотя…
С другой стороны, этот абордаж оказался одним из самых познавательных. Картину того, во что превратился некогда мощный боевой корабль мне не забыть.
Коридоры палуб то сужались, то расширялись. Где-то их разорвало на части, где-то вогнуло вниз или выгнуло вверх. Когда я воображал
Граф Сладкобаев оказался жив. Двери его каюты заблокировало, и он не смог её покинуть. Единственное помещение на корабле, которое не пострадало.
Говорить членораздельно граф не мог. От его щеголеватого вида не осталось и следа. Волосы поседели, глаза поблекли. Кажется, он потерял зрение. Но не слух.
Зачитал ему его права, надел наручники, и мы отправились обратно на крейсер, где я сдал его полковнику флотской безопасности.
Подписал бумаги и сразу на душе как-то легче стало. Будто гора с плеч. Тело же наоборот, налилось усталостью. Захотелось спать. Но сразу уйти к себе в кубрик я не смог. Полковнику захотелось пообщаться.
— Дело закрыто, — Святослав Христофорович, убрал в стол инфопланшет, папку с бумагами, и протянул мне руку для пожатия, — поздравляю с первым успешным раскрытием, лейтенант, как ощущения?
— Благодарю, — поручкался с ним и с трудом облокотился о переборку, желания и сил поддерживать беседу не было. Так что решил говорить прямо, авось он поймёт и отпустит.
— Голова кружится, хочется спать и домой на Владивосток. Сейчас билеты закажу, и, как только состыкуемся со станцией, полечу по месту службы, — я постарался, чтобы мой взгляд был твёрдым, а слова звучали уверенно. — и Вы, Ваше высокоблагородие, ошиблись, я мичман.
— Простые, понятные желания, — полковник откинулся на спинку стула, сложил руки на груди и хмыкнул: — но это Вы ошиблись, лейтенант. Вы полетите с нами, в столицу.
Хотел ответить ему. Отказаться. Но мысли стали путаться. Каюта поплыла. Качнулась переборка. Где-то в коридоре закричал Гусаров, а на визоре выскочил и замигал нулями обратный отсчёт.