Мичуринский проспект

Чертик Митя

– - В субботу.

– - А чего сегодня делать будем?

– - Поехали в центр побухаем.

– - Давай. Я выхожу.

Иван подошел к ларьку с могавком не более сантиметра в высоту, усеянным зелеными пятнами разной величины, со Штакетом, из чьей гладко выбритой, блестящей на солнце головы торчал гребень высоких колючек, и с Худым, который внешним видом никого не пытался поразить.

– - Что с твоей головой?
– - спросил я со смехом, пожимая руку Ивану.

– - Да зеленкой красили, думали ровно получится.

Как только Иван приезжал в увольнение, то сразу же выбривал ирокез, который всегда выходил

таким коротким, потому что в училище нужно было носить короткие волосы и отпустить их там не представлялось никакой возомжности. Естественно, в последний день отпуска он сбривал эту полоску и приезжал в расположение части лысым.

– - Ну вы бараны...
– - продолжал я смеяться, -- есть же специальная краска, что не купили?

Иван молча махнул рукой, выражая всяческое равнодушие к сложившимся обстоятельствам. В искренности его чувств не осталось никаких сомнений, после того как он залез в урну и, порывшись в мусоре, достал оттуда моднейшую шляпу-котелок. Все были удивлены.

– - Повезло...
– - сказал со спесью ценителя Штакет.

– - Йеп, -- ответил Иван и вытряхнув из шляпы какие-то объедки, надел её и аристократично вошел за жигулевским.

Первым делом мы отправились на Тверскую. Цели наши были не совсем ясны, однако качавшегося Ивана то и дело заносило в различные бутики, коих на этой улице великое множество. В некоторые нас просто не пускали, а из и остальных выгоняли через разные промежутки времени. Никому не нравится наблюдать у себя в магазине компанию из четырех ряженых пьяных малолеток. Еще, наверняка, продавцов напрягала язва на ваниной щеке. Её вид сразу наводил на мысли о разных нехороших болезнях, присущих людям с низким социальным статусом или проживающих в отсталых африканских странах в запустении и антисанитарии. В одном из мест, в которое нас пустили, Иван сразу начал присматривать себе галстуки -- не снимая с вешалки, он подносил галстук к язве и спрашивал у нас: "мне это к лицу?"

Из этого магазина мы вылетели с хохотом, под ободряющий крик продавца. Мы дошли до аптеки, где нам, естественно, не продали трамал. Напротив стоял Макдональдс. Первым на него обратил внимание, и, соответственно, без промедления зашагал в его сторону распылявшийся Иван. Зайдя на летнюю веранду он, минуя вход, двинулся к помойке и стал в ней рыться. Его примеру последовал Штакет. Худой растерялся, но не подал виду и просто стоял в сторонке.

Худой имел вполне ангельский вид и на людях вполне вписывался в рамки общепринятых приличий. Но когда ты узнавал его поближе, и он переставал тебя стесняться, то этот человек превращался в морального урода. Этот маленький блондинчик никогда не пользовался популярностью у сверстников. Девки просто не обращали на него внимания, а парни хоть и не издевались, но, в основной массе, игнорировали. Поэтому все свое свободное время он тратил на компьютерные игры, и неизвестно что было причиной, а что следствием. Загадка про курицу и яйцо.

Так вот, несколько слов о его моральном облике -- он трахал мягкие игрушки. Самый смак в том, что поролоновый любовник носил имя Витя и был ежом. Вполне возможно, Худой и вправду питал к нему чувства. Он не стеснялся совать в него свой член на людях. То есть при тех, кого он не стеснялся -- своих друзьях. Поэтому к нему редко кто ходил в гости. Конечно, что-то было в такой непосредственности,

что-то даже героическое. Меня плюшевые оргии никогда не привлекали, я давно уже хотел трахнуть что-нибудь живое и, по возможности, прекрасное.

Мое внимание привлекли четыре телки, по виду наши ровесницы, которых веселило буйство моих друзей. Они увлеченно наблюдали за тем, как Штакет достал из помойки лист салата и протянул Ивану. Иван, недолго думая, начал его есть. Потом Штакет достал из помойки огрызок какого-то местного бутерброда и швырнул в Худого, тот увернулся и начал орать. Я же обратился к девчонкам.

– - Привет!

– - Это твои друзья?
– - девки явно были расположены к знакомству.

– - Ага.

– - А вы панки?

– - Ну да, не видно что ли?

В этот момент ко мне подошла администратор в фирменной униформе и задала тот же самый вопрос.

– - Это ваши друзья?

– - Ага.

– - Уходите отсюда, а то я милицию вызову.

Через пять минут мы уже стояли на тротуаре в расширенном составе. Девчонки прихватили с собой бумажные стаканы, в которые вместо колы залили отвертку из банок.

– - Девчонки, знаете игру "печенька"?
– - я как мог пытался их развлечь.

– - Неа.

– - Берется "печенька", панки встают в круг и дрочат. Кто последний кончил на "печеньку", тот её и ест.

Шутка удалась. Девчонки шумно рассмеялись, и то ли на смех, то ли по предварительной договоренности к нам подошли какие-то гопники.

– - Привет!
– - сказал, судя по пивной баклашке, их бригадир, -- ну что, вы пойдете с нами?

– - Нет, -- улыбнулась самая красивая, кареглазая, с выдающейся грудью, -- у нас другие планы.

Гопники развернулись и спокойно ушли, небо пустило скупую слезу, и я ощутил в самом сердце тихую радость победы. Кареглазая Галя продолжила, обратившись уже к нам:

– - Дождь начинается, пойдем во двор?

– - А вы тут знаете дворы, где можно укрыться?
– - удивился я.

– - Да Настька тут живет в коммуналке, к ней пойдем.

– - Ничего себе! Пошли.

Иван, Штакет и Худой стушевались и поехали домой, и я остался наедине с толпой девок. Меня это ничуть не смутило, разве что расстроило немного. Я искренне недоумевал, почему мои друзья не хотят идти со мной, и, самое главное, с классными, веселыми и, главное, симпатичными девчонками.

Когда мы нырнули на глубину скрытого за имперскими постройками двора, дождь разошелся и сильно лупил по асфальту. Настя набрала пароль на кодовом замке, дверь отворилась и мы попали в парадный. В тот момент я понял отличие парадного от подъезда -- парадный напыщен и вытянут, и даже без косметики не теряет лоска, в то время как подъезд вмещает в себя лишь серые и скомканные будни советского человека.

Галя повела меня за руку наверх, остальные остались внизу. Она села на широкий, и, как ни странно, чистый подоконник и посмотрела на меня. Я посмотрел в окно: на дуб и сырую землю. Галя попросила закурить, я очнулся, обнял её за талию и горячо поцеловал в полные красные губы.

Вторая часть наряда началась в четыре утра, нас разбудили и мы пошли не в ногу, не коробкой и даже без строевых песен в сторону столовой. В наряде нужно было много работать, однако ты получал больше свободы: ты не ходишь строем, что ты не носишь ремня и бесполезной полевой фуражки.