МИД. Министры иностранных дел. Внешняя политика России: от Ленина и Троцкого – до Путина и Медведева
Шрифт:
Все зависело от того, кто первым доложит президенту Ельцину.
Генерал Ивашов:
«В одиннадцать часов утра министр обороны Сергеев делал доклад у президента страны… После доклада министра в зале наступила тишина. Пауза прервала фраза, произнесенная со всем известной ельцинской интонацией:
— Ну, наконец я щелкнул по носу…
Здесь президент назвал некоторых руководителей стран НАТО. Тут же из зала донеслось подобострастное:
— Вы, Борис Николаевич, не щелкнули — вы врезали по физиономии.
Ельцин поднялся и обнял
Операция в Приштине была оценена как крупный военно-политический успех. Российские военные торжествовали. Ночной марш, с их точки зрения, поднял престиж страны и обеспечил ей более надежные позиции за столом переговоров. Президент Ельцин радовался, как ребенок. Один из его предшественников в Кремле говорил в таких случаях: «Запустили мы им ежа в штаны».
Российские политики и простые граждане с таким воодушевлением восприняли марш на Косово, что разбор дела был отменен. Победителей не судят.
«Я предполагаю, — считает Мадлен Олбрайт, — что Милошевич решил заключить с российскими военными сделку (может быть, через посредничество своего брата, который был послом Югославии в Москве), чтобы добиться фактического раздробления Косова.
Российские военные подготовили шесть транспортных самолетов, чтобы доставить в регион свои тысячные войска, которые могли бы подкрепить небольшой контингент, размещенный в аэропорту Приштины. Эта переброска сил так и не состоялась, потому что России было отказано в разрешении пересечь воздушное пространство Венгрии, Румынии и Болгарии… Этот шаг сгладил назревавший кризис, который мог вылиться в нечто, чего не знала холодная война, — прямое столкновение натовских войск с российскими».
В Москве, похоже, мало кто об этом думал. Наверное, твердо верили в то, что американцы ни при каких обстоятельствах не утратят хладнокровия.
Строуб Тэлботт:
«В тот же день я вновь оказался в кабинете Путина в Кремле. Все дело в политике, сказал он. Россия уже погрузилась в «предвыборную борьбу», и этот факт осложняет американо-российские отношения. Как в США, так и в России есть свои «ястребы» и «голуби», сказал он, и за броском на приштинский аэропорт стояли именно российские ястребы.
В российском правительстве есть люди, говорил он, подразумевая, естественно, и себя самого, которые считают развертывание ошибкой. Но оно, по крайней мере, не привело к человеческим жертвам. Ущерб, нанесенный за одну ночь американо-российским отношениям русскими «ястребами», — пустяк по сравнению с тем ущербом, который НАТО своей воздушной войной с Сербией нанесло престижу Ельцина… Важно, сказал Путин, что «никто в России не сможет теперь назвать президента марионеткой НАТО»…»
Возможность щелкнуть по носу натовцев безмерно радовала российских политиков.
Президент Клинтон твердо считал, что в этой ситуации главная задача — не повредить Ельцину, поэтому не хотел обострять отношения и сдерживал своих военных.
«Генерал Уэсли Кларк был взбешен, — вспоминал Билл Клинтон. —
Решение о переброске десантников в Косово — политическое решение! — было принято военными, а не политиками. Совет безопасности не собирался, правительство это не обсуждало. Не было даже совещания в узком кругу, где свое мнение могли бы высказать глава правительства и министр иностранных дел. Совещание состоялось уже после того, как все произошло. И все, кто смотрел телевидение, по выражению лица министра Иванова могли понять, что он думает по этому поводу.
Российское Министерство иностранных дел оказалось в дурацком положении. Военным, может быть, кажется, что они просто утерли нос штафиркам. Но отличие Министерства иностранных дел от всех остальных ведомств состоит в том, что оно представляет страну в целом. Поэтому пострадала репутация страны, а не МИД.
Ночной марш, о котором забыли предупредить не только западных партнеров, но и родное Министерство иностранных дел, означал игру по другим правилам. Или, точнее, это игра без правил. Не надо ни о чем договариваться, искать компромиссы, уступать. Кто первый ухватил, тот и прав. Беда в том, что и другие захотят играть без правил.
Настроения у натовских военных были разные. Одни считали, что русские их просто обманули, и были возмущены. Другие исходили из того, что главное — избежать конфронтации.
Мадлен Олбрайт: «Все кончилось тем, что натовские силы кормили русских, у которых было плохо с провиантом, в аэропорту Приштины».
Строуб Тэлботт:
«На протяжении всего кризиса Борис Ельцин вел себя тише воды ниже травы. Я не знал, действительно ли он одобрял планы и отдавал приказания, да и вообще представлял ли себе, что происходит.
Пока наш самолет летел домой, Клинтону наконец-то удалось связаться с Ельциным и попросить его распорядиться, чтобы командующий российскими войсками генерал Заварзин договорился с генералом Джексоном и покончил с противостоянием в аэропорту.
Ельцин, похоже, о Заварзине никогда не слышал, хотя в тот же день присвоил ему очередное военное звание. Клинтону пришлось по буквам диктовать Ельцину фамилию. Затем Ельцин передумал и сказал:
— Да ну их, этих генералов, Билл! Эту проблему можем решить только мы с тобой!
Он предложил им встретиться немедленно, если необходимо, — на корабле или даже подводной лодке…»
Клинтон не считал, что это вопрос, который должны обсуждать президенты.
Мадлен Олбрайт:
«Клинтон выдвинул встречное предложение: пусть министры обороны и иностранных дел двух стран встретятся и разрешат вопрос, что в конце концов — после нескольких дней энергичных взаимных уступок — и было сделано.