Мидлмарч
Шрифт:
— Уж проще сразу отдать свою землю под богадельню, чем завещать ее некоторым людям, — заметил Соломон, когда вопрос его сестрицы остался без ответа.
— Это что же? Всю лучшую землю? — снова спросила миссис Уол. — Да не может быть, мистер Трамбул. Это же значит прямо идти наперекор всемогущему, который ниспослал ему преуспеяние.
Пока миссис Уол говорила, мистер Бортроп Трамбул направился от камина к окну, провел указательным пальцем под галстуком, по бакенбардам и по волосам. Затем подошел к рабочему столику мисс Гарт, открыл лежавшую там книгу и прочел заглавие вслух с такой внушительностью, словно выставлял ее на продажу:
— «Анна Гейрштейнская, или Дева Тумана, произведение автора „Уэверли“, — и, перевернув страницу, начал звучным голосом: — „Миновало почти четыре столетия с тех пор, как события,
Тут вошла служанка с подносом, и мистер Трамбул благополучно избавился от необходимости отвечать на вопрос миссис Уол, которая, наблюдая вместе с Соломоном за каждым его движением, думала о том, что образованность большая помеха в серьезных делах. На самом деле мистер Бортроп Трамбул не имел ни малейшего понятия о завещании старика Фезерстоуна, но он ни в коем случае не признался бы в своей неосведомленности — разве что его арестовали бы за недонесение о заговоре против безопасности государства.
— Я обойдусь кусочком ветчины и кружечкой эля, — сказал он благодушно. — Как служитель общества я кушаю, когда выпадает свободная минута. Другой такой ветчины, — заявил он, глотая кусок за куском с почти опасной быстротой, — не найти во всем Соединенном Королевстве. По моему мнению, она даже лучше, чем ветчина во Фрешит-Холле, а я в этом не такой уж дурной судья.
— Некоторые люди предпочитают не класть в окорок столько сахару, сказала миссис Уол. — Но бедный братец сахару не жалел.
— Тем, кому такая ветчина плоха, не возбраняется поискать лучше. Но, боже святый, что за аромат! Я был бы рад купить подобный окорок. Джентльмен испытывает глубокое удовлетворение, — тут в голосе мистера Трамбула проскользнула легкая укоризна, — когда на его стол подают подобную ветчину.
Он отставил тарелку, налил свою кружечку эля и слегка выдвинул стул вперед, что дало ему возможность обозреть внутреннюю сторону его ляжек, которые он затем одобрительно погладил, — мистер Трамбул отлично усвоил все более или менее чинные позы и жесты, которые отличают главнейшие северные расы.
— У вас тут, как я вижу, лежит интересное произведение, мисс Гарт, сказал он, когда Мэри вернулась в гостиную. — Автора «Уэверли», иными словами сэра Вальтера Скотта. Я сам приобрел одно из его произведений приятная вещица, превосходно изданная и озаглавленная «Айвенго». Такой писатель, чтобы его побить, я думаю, не скоро сыщется — его, по моему мнению, в ближайшее время превзойти никому не удастся. Я только что прочел вступительные строки «Анны Гейрштейнской». Превосходный приступ. (Мистер Бортроп Трамбул пренебрегал простым словом «начало» и в частной жизни, и в объявлениях.) Вы, как вижу, любительница чтения. Вы состоите подписчицей нашей мидлмарчской библиотеки?
— Нет — ответила Мэри. — Эту книгу привез мистер Фред Винси.
— Я сам большой поклонник книг, — продолжал мистер Трамбул. — У меня имеется не менее двухсот томов в кожаных переплетах, и льщу себя мыслью, что выбраны они со вкусом. А также картины Мурильо, Рубенса, Тенирса, Тициана, Ван Дейка и других. Буду счастлив одолжить вам любое произведение, какое вы пожелаете, мисс Гарт.
— Я весьма вам обязана, — ответила Мэри, вновь поспешно направляясь к двери, — но у меня почти нет времени для чтения.
— Уж ее-то братец, наверное, в завещании упомянул, — сказал мистер Соломон еле слышным шепотом, когда дверь закрылась, и кивнул головой вслед исчезнувшей Мэри.
— Первая-то его жена была ему не пара, — заметила миссис Уол. Никакого приданого не принесла, а эта девушка всего только ее племянница. И гордячка. Братец ей жалованье платил.
— Но весьма разумная девица, по моему мнению, — объявил мистер Трамбул, допил эль и, поднявшись, одернул жилет самым решительным образом. — Я наблюдал, как она капала лекарство. Она, сэр, следит за тем, что делает. Прекрасное качество для женщины и весьма кстати для нашего друга там наверху, бедного страдальца. Человек, чья жизнь имеет ценность, должен искать в жене сиделку. Вот что буду иметь в виду я, если почту нужным жениться, и, полагаю, я достаточно долго был холостяком,
Когда мистер Трамбул удалился, отвесив изысканный поклон, Соломон придвинулся к сестре и сказал:
— Уж поверь, Джейн, братец оставил этой девчонке кругленькую сумму.
— По тому, как мистер Трамбул тут разливался, догадаться нетрудно, ответила Джейн. И помолчав, добавила: — Его послушать, так мои дочки уж и капель накапать не сумеют.
— Аукционщики сами не знают, что болтают, — отозвался Соломон. — Хотя Трамбул немало нажил, это у него не отнимешь.
33
…Закройте
Ему глаза и опустите полог;
А нам предаться должно размышленьям.
В эту ночь около двенадцати часов Мэри Гарт поднялась в спальню к мистеру Фезерстоуну и осталась с ним одна до рассвета. Она часто брала на себя эту обязанность, находя в ней некоторое удовольствие, хотя старик, когда ему требовались ее услуги, бывал с ней груб. Но нередко выпадали целые часы, когда она могла посидеть в полном покое, наслаждаясь глубокой тишиной и полумраком. В камине чуть слышно шуршали угли, и багровое пламя, казалось, жило своей благородной жизнью, безмятежно не ведая ничтожных страстей, глупых желаний и мелких интриг, которые она день за днем презрительно наблюдала. Мэри любила размышлять и не скучала, тихо сидя в темной комнате. Еще в детстве она убедилась, что мир создан не ради ее счастья, и не тратила времени на то, чтобы огорчаться и досадовать из-за этого. Жизнь давно представлялась ей комедией, и она гордо — нет, благородно — решила, что не будет играть в этой комедии ни низкой, ни коварной роли. От насмешливого цинизма Мэри спасала любовь к родителям, которых она глубоко уважала, и умение радоваться и быть благодарной за все хорошее, не питая несбыточных надежд.
В эту ночь она по своему обыкновению перебирала в памяти события дня и чуть-чуть улыбалась всяким нелепостям и несуразицам, которые ее фантазия украшала новыми смешными подробностями. Как забавны люди с их склонностью к иллюзиям и самообману! Они, сами того не замечая, расхаживают в дурацких колпаках, верят, будто их собственная ложь всегда сходит за истину, а не очевидна, как у других, и считают себя исключением из любого правила, точно они одни остаются розовыми при свете лампы, которая желтит всех остальных. Тем не менее не все иллюзии, которые наблюдала Мэри, вызывали у нее улыбку. Хорошо зная старика Фезерстоуна, она была втайне убеждена, что семью Винси, как бы ему ни нравилось общество Фреда и его матери, ждет не меньшее разочарование, чем всех тех родственников, которых он к себе не допускает. Она с пренебрежением замечала опасливые старания миссис Винси не оставлять их с Фредом наедине, однако на сердце у нее становилось тревожно, едва она начинала думать о том, что придется перенести Фреду, если дядя и правда ему ничего не оставит. Она посмеивалась над Фредом в его присутствии, но это не мешало ей огорчаться из-за его недостатков.
Тем не менее ей нравилось размышлять над всем этим: энергичный молодой ум, не отягченный страстью, увлеченно познает жизнь и с любопытством испытывает собственные силы. Несмотря на свою сдержанность, Мэри умела посмеяться в душе.
Сострадание к старику не омрачало ее мыслей — подобное чувство можно внушить себе, но трудно искренне испытывать к дряхлой развалине, все существование которой исчерпывается лишь эгоизмом и остатками былых пороков. Мистер Фезерстоун всегда был с ней суров и придирчив — он ею не гордился и считал всего лишь полезной. Оставим святым тревогу за души тех, от кого вы никогда не слышали ничего, кроме окриков и ворчания, — а Мэри не была святой. Она ни разу не позволила себе резкого ответа и ухаживала за стариком со всем старанием, но и только. Впрочем, сам мистер Фезерстоун тоже о своей душе не тревожился и не пожелал побеседовать об этом предмете с мистером Такером.