Миф страны эдельвейсов
Шрифт:
Анна попыталась объяснить, что оказалась у немцев не по своей вине – ведь Красная Армия в то время отступала в глубь страны и терпела поражение.
– Ты что, обвиняешь в своих бедах нашу доблестную Красную Армию, ведомую гением товарища Сталина? – голос офицера сорвался.
Анна вдруг подумала, что ослепление этого человека перед Сталиным сопоставимо с раболепием и трепетом, которые испытывал покойный Август фон Веллерсхоф, говоря о фюрере.
– Или ты, Никишина, исподтишка радовалась поражениям наших войск? И с нетерпением ждала, когда фрицы займут деревню, где ты
Анну поместили в тюремную камеру – по иронии судьбы, раньше там находились противники национал-социализма, теперь же сидели советские граждане, которых обвиняли в сотрудничестве с немцами. Среди них в самом деле было несколько человек, которые перешли на сторону врага, однако подавляющая часть, как и сама Аня, были жертвами, угнанными против воли с Родины на чужбину. Шептались, что по специальному приказу с самого верха, чуть ли не самого Сталина, тех соотечественников, на кого советские войска натыкались по мере продвижения в глубь Германии, отправляли обратно в Союз – однако не в родные края, а в Сибирь, в лагеря.
Дни и недели тянулись бесконечно. В конце апреля со дня на день ожидали падения Берлина – вроде бы столицу рейха было приказано взять к Первому мая. Затем разнеслась весть о том, что Гитлер покончил жизнь самоубийством, а после был подписан акт о полной и безоговорочной капитуляции Германии.
В середине мая Анну вызвали на допрос – из Москвы прибыл некто высокопоставленный и важный. Приехал с проверкой, вроде бы специально для того, чтобы разобраться в судьбе взятых под арест.
Анна предстала перед высоким, тучным офицером с пронзительными синими глазами. На вид ему было лет сорок пять – сорок семь. Он молча пролистывал большую папку, видимо личное дело Анны, и даже не взглянул на нее, когда она вошла.
– Садитесь, – произнес офицер, не поднимая головы. Затем, вынув из дела фотографию Карла-Отто, он спросил: – Кто это?
Анна растерялась – фотографию у нее отобрали при обыске, – и она вдруг проронила:
– Мой муж...
Офицер наконец соизволил посмотреть на Анну и, усмехнувшись, заметил:
– Ваш муж? Какой именно? Русский или немецкий?
Женщина поняла, что дело плохо. Как и многие другие, она отправится в Сибирь. Может быть, ей стоило тогда бежать с Карлом-Отто?
Анна почувствовала внезапную слабость, голова закружилась, перед глазами все поплыло. Такие приступы с недавнего времени повторялись все чаще и чаще.
– Если не хотите мне сказать, кто это, то я сам вам скажу, – заявил посланец из Москвы. – Граф Карл-Отто фон Веллерсхоф. Что вас связывает с ним?
Молодая женщина попыталась ответить, но не смогла – на нее накатила волна тошноты. Офицер брезгливо бросил:
– В общем, мне все с вами понятно. Итак, Никишина...
Он еще раз заглянул в дело Анны, затем посмотрел на женщину, которая, схватившись за живот, сидела перед ним на стуле, и вдруг живо спросил:
– Ваш муж – Геннадий Никишин? Служил в четвертой танковой армии?
– Да, – прошептала почти беззвучно Анна. – Гена погиб на фронте...
– А вы – Анна
– Вы знали Геннадия? – произнесла Анна.
– Еще бы, – ответил офицер. – Он спас мне жизнь!
Оказалось, что тогда, в сорок втором, московский контролер находился в действующей армии. На фронте во время обстрела его ранило. И наверняка он умер бы, если бы не лейтенант, рискнувший собственной жизнью и вытащивший его из пекла. Тем лейтенантом и был Геннадий Никишин.
– Он постоянно говорил о вас, – произнес офицер. – Генка думал, что вы погибли, когда немцы сожгли Гусёлку.
Анна, ощущая новый приступ тошноты, спросила:
– Мой муж жив?
– А как же! – расцвел московский контролер. – Я лично позаботился о том, чтобы мой спаситель, а он тоже был ранен, попал на стол к лучшему полевому хирургу и получил все необходимые медикаменты. Генка выжил! И сейчас, по моим сведениям, в Берлине.
Новость обрушилась на Аню, как молния. Офицер закрыл ее дело и положил в ящик стола.
– Вот что, Анна Никишина. Вообще-то вам надлежит впаять пять лет и отправить в тайгу. Но с женой моего друга, которому к тому же обязан жизнью, я так поступить не могу. Будем считать, что неприятный инцидент исчерпан. Ваш муж по вас с ума сходит и все не может никак простить себе, что вы перед его уходом на фронт поссорились. Вот ведь Генка рад будет, когда узнает, что его жена не погибла!
Взглянув в улыбающееся лицо офицера, Анна пошатнулась и потеряла сознание.
Она пришла в себя в госпитале – кто-то держал у нее под носом марлю, пропитанную нашатырем.
– Отлично, – произнес врач и похлопал Анну по руке. – Не стоит волноваться, все в полном порядке. Поздравляю!
– С чем? – произнесла Анна, не понимая, что врач имеет в виду. Они находились в отдельной палате, которую, как узнала позднее женщина, для нее выхлопотал тот самый суровый московский контролер, друг Гены, ее мужа.
– С будущим прибавлением в семействе, – ответил врач.
Анна окаменела. С прибавлением в семействе? Что он имеет в виду? Неужели она беременна? Но... конечно же, ночь накануне побега Карла-Отто... Только он может быть отцом ее ребенка!
– Слышал, ваш супруг мчится на всех парах из Берлина, – говорил между тем доктор. – У вас могущественный покровитель, генерал-майор Теняшин.
– Прошу вас, не говорите... Не говорите никому о том, что я жду ребенка, – выдохнула Анна. – Я хочу сама.
– Понимаю, – игриво улыбнулся врач. – Поэтому вмешиваться не собираюсь. А если генерал-майор поинтересуется, то скажу, что у вас, гм, проявления авитаминоза.
Он вышел из палаты, и Анна погрузилась в недобрые, тревожные мысли. Иного объяснения нет – она ждет ребенка от Карла-Отто фон Веллерсхофа. Он за последние почти три года был единственным мужчиной, с которым она предавалась любви. Но как воспримет такую новость Геннадий, который с минуты на минуту окажется в госпитале?