Мифы и легенды Древнего Востока

Немировский Александр Иосифович

— Хотите, — проговорил царевич, обращаясь к царю и праведнику, — я подниму лук и соединю его концы тетивой?

— Хотим! — в один голос отозвались Джанака и Вишвамитра.

Рама вскинул лук над головой и, играючи, согнул его. Раздался звук, подобный раскатам грома. Пятьсот мужей, вкативших телегу, повалились на пол. С удивлением глядел царь на обломки гигантского лука.

— Я забыл объяснить, — молвил он, отдышавшись, — что заставляло раджей браться за непосильный подвиг. Однажды, когда я вспахивал поле, чтобы возвести алтарь, из-под лемеха поднялась очаровательная

девочка. Я ее удочерил и дал имя Сита (Борозда). После того как она стала прекраснейшей из дев, я объявил: Сита достанется тому, кто согнет лук Шивы. Отныне она твоя, о Рама.

В Доме Гнева

Айодхья переполнилась ликованием, как драгоценный сосуд медом, и, вылившись, оно распространилось по всему царству. Дома и хижины украсились цветами, люди, умастив тела сандалом, стекались к царскому дворцу, чтобы присутствовать на венчании Рамы на царство. Дашаратха решил передать первенцу корону при жизни.

И во всей Кошале нашлось только два глаза, со злобой смотревших на всенародную радость. Принадлежали они прислужнице Кайкейи, злой горбунье. Явившись к госпоже, она сказала, что царство передается Раме, а брат его Бхарата обойден.

— Какое счастье! — воскликнула царица. — Ведь я горжусь Рамой не меньше, чем собственным сыном. Рама и Бхарата будут править, советуясь друг с другом. Вот тебе за добрую весть мое ожерелье!

Но капля за каплей вливала горбунья в душу царской любимицы яд зависти и тревоги за судьбу сына. И, наконец, Кайкейя сама спросила совета, как сделать, чтобы царство досталось Бхарате.

— Удались в Дом Гнева, — сказала коварная советчица. — Предайся притворной печали. Супруг, найдя ложе пустым, бросится тебя искать. И тогда выскажи две просьбы: пусть отправит Раму на четырнадцать лет в изгнанье в непроходимые леса и назначит царем Бхарату.

— Но он откажется их выполнить, — отозвалась царица.

— О нет, — прошипела горбунья. — Помнишь, когда ты вынесла раненого Дашаратху из боя, он обещал тебе два дара. Ты их не взяла, сказав, что жизнь с ним — лучший из даров. Теперь же напомни об обещании, и, поверь, царь не откажется от своих слов.

Так и случилось. Отыскал царь свою любимицу в Доме Гнева на голой земле, в затрапезной одежде, без драгоценных украшений. Ласково прикоснувшись к ее прекрасному телу, он молвил:

— Встань, объясни причину своего горя.

— Помнишь, — сказала царица, — ты обещал мне выполнить две моих просьбы.

— Помню, дорогая, ты же знаешь, что я не бросаю слов на ветер.

— Тогда пусть воцарится не Рама, а Бхарата, Рама же пусть уйдет в изгнание на четырнадцать лет и носит одеяние из бересты, как положено отшельнику.

Услышав эти слова, царь поначалу потерял дар речи, когда же смог заговорить, сделал все, чтобы Кайкейя поняла, какой вред она принесет государству и всему Солнечному роду, какую обиду причинит Раме, какой позор навлечет на себя. Но женщина была непреклонна. Упал царь к ее ногам, умоляя пощадить его старость. И это не помогло. Наутро за Рамой был послан царский возничий Сумантра, и Рама прибыл,

встреченный ликующим народом, не ведая о ждущей его беде.

В изгнании

Сложив ладони, Сумантра пожелал царевичу благ и обратился к нему, уже одетому в бересту, с почтительными словами:

— Взойди на колесницу, о доброславный, домчу я тебя до цели.

Вслед за Рамой на колесницу поднялась Сита. Напрасно умолял Рама дивнобедрую не покидать Айодхьи и дожидаться его возвращения. «Я не должна и не желаю расставаться с тобой», — каждый раз отвечала Сита, иногда добавляя: «Я умру в разлуке с тобой». Она пыталась надеть грубую одежду отшельницы, но Дашаратха повелел принести для невестки лучшие наряды и драгоценные украшения. На колесницу сел и Лакшмана.

На дно ее слуги сложили луки, мечи, кольчуги и другое оружие. Дернул Сумантра поводья, и колесница понеслась.

Высыпавшие на улицу люди умоляли замедлить бег колесницы, чтобы насладиться видом Рамы. Из дворца вышел царь. Руки его дрожали, лицо было бледнее Луны, когда ее заглатывает демон Раху. Выбежала мать Рамы Каушальяи и со стоном, заглушаемым ударами о землю копыт, побежала за колесницей.

Оглянулся Рама и едва не ослеп от зрелища горя родителей.

— Гони, Сумантра, коней! — вырвался из груди его вопль.

И колесница помчалась, как яростный вихрь, как голубь, настигаемый ястребом.

Бхарата

Бхарата в это время гостил в далеком царстве у своего дяди. И приснилось ему, что на землю упала Луна и тотчас погасла. Отец предстал ему нечесаным, бледным, покрытый венками цветов на колеснице, влекомой ослами. Проснувшись, стал он искать прибывших накануне послов, чтобы узнать о доме. Но послы его избегали, если же он их настигал, отводили глаза. Ибо кто из людей, имеющих сердце, хочет быть вестником горя.

И поспешил Бхарата в столицу. Вступив в ворота, не узнал он своего города, в котором вырос. Улицы были пустынны и поросли травой. Из домов слышались стоны и плач.

— Где отец?! — закричал Бхарата, врываясь во дворец. Но ему отвечало лишь эхо.

Из покоев вышла мать, вся в траурных одеяниях, и, склонившись перед ним, проговорила:

— Разреши мне тебя приветствовать, сын, со вступлением на царство. Отец, умирая, назвал твое имя.

— А Рама? Где любимый мой брат?

— Рама в изгнании. Ведь не могла же я допустить, чтобы царская власть была передана ему, а не тебе.

Бхарата отшатнулся. Перед ним была виновница бед, обрушившихся на семью и царство. Кинувшись к покоям Каушальи, он обнял ее колени в мольбе простить зло, причиненное его матерью.

— Обещаю, — произнес он, вставая, — Я найду Раму и верну его тебе и народу.

На следующее же утро, сопровождаемый воинством и старейшинами, Бхарата отправился на поиски брата. То замечая следы изгнанников, то следуя зову сердца, он отыскал в чаще хижину, крытую листьями. Обнимая Раму, умолял его Бхарата вернуться в Айодхью и занять трон, оставленный умершим отцом.