Мифы и легенды народов мира. Т. 2. Ранняя Италия и Рим

Немировский Александр Иосифович

Новые децемвиры, хотя объем их обязанностей был неизмеримо меньшим, чем у первых, не торопились завершать работу над римским законодательством. Их привлекала сама дарованная им народом власть, и они старались сохранить ее как можно дольше за собой. Сразу после избрания децемвиры вышли на Форум в сопровождении ликторов. Ранее на всех децемвиров было двенадцать ликторов, услугами которых они пользовались попеременно. Теперь впереди каждого децемвира вышагивало двенадцать ликторов, словно бы в Риме оказалось десять царей.

Поначалу страх перед децемвирами испытывали оба сословия, но затем выяснилось, что новые децемвиры настроены, скорее, против плебеев, патрициев же склонны щадить.

Только к окончанию годичного срока децемвиры представили две таблицы законов. Один из вновь

предложенных законов, запрещавший брак патрициев и плебеев, вызвал ярость последних, но открытого возмущения не последовало, ибо в руках децемвиров была и военная власть [439] .

Римское войско в походе.

439

Текст законов двенадцати таблиц, записанный на каком-то твердом материале и относящийся ко времени составления законов, до нас не дошел. Будто бы он исчез во время захвата Рима галлами.

В древности не было даже единого мнения, на чем были записаны законы – на меди, дереве или слоновой кости. Но сами законы сохранились в виде цитат в произведениях древних юристов, ораторов – Цицерона, Павла, Гая, Ульпиана, а также историков – Плиния, Тацита, Ливия, Авла Геллия.

Как всегда, когда текст доходит в поздней передаче, встает вопрос о точности его передачи и наличии в нем поздних добавлений или искажений. Применительно к законам двенадцати таблиц таких сомнений, как правило, не возникает, поскольку архаический язык приводимых древними авторами законов, составленных децемвирами, сам говорит об их древности. Помимо того, законы обрисовывают ситуацию середины V в. до н. э., а не более позднюю или более раннюю. Например, согласно одному закону, относящемуся к правам наследования, сообщается, что дети рождаются в десятимесячном возрасте. Объяснение этой физиологической аномалии в том, что имеется в виду короткий месяц лунного года, и это исключает позднюю вставку. Другой из законов двенадцати таблиц сообщает, что должник, не выплативший долга, должен был оставаться в заточении шестьдесят дней, а потом выводился на комиций, после чего продавался за Тибр, если имел одного кредитора, или – если их было несколько – разрешалось разрубить его на части по количеству заимодавцев, с тем чтобы каждый из них получил свою долю. Суровое долговое право и одно из наказаний – продажа за пределы римской общины указывают на Рим V в. до н. э., когда Тибр был пограничной рекой.

После окончания года децемвиры должны были сложить свои полномочия, передав их консулам, но они этого не сделали под предлогом, что римские пределы перешли вооруженные сабиняне и занялись грабежом. На самом деле нападение сабинян было обусловлено раздорами в Риме, позволявшими надеяться на безнаказанность.

До нападения сабинян, за весь год своего правления, вторые децемвиры ни разу не созывали сенат. После проведения выгодных патрициям законов они решились на это, будучи уверены, что патриции на их стороне. Слово взял Аппий Клавдий, попросив собравшихся высказаться о войне с сабинянами.

После него выступил сенатор Луций Валерий Потит.

– Я требую, – произнес он решительно, – обсудить положение, в которое поставлено наше государство.

– Мы запрещаем тебе поднимать этот не относящийся к делу вопрос, – объявил Аппий Клавдий от имени децемвиров.

– Тогда я обращусь к народу, – воскликнул Валерий, вызвав в зале одобрительный шум.

Смелость Валерия воодушевила часть сенаторов, которые ранее смирились с владычеством децемвиров.

С места поднялся [440] сенатор Марк Гораций Барбат.

440

Сенаторы могли выступать в сенате как с помоста, на котором находилось другое высшее должностное лицо, так

и со скамьи, которую они занимали в курии.

– Не удивляйся, Валерий, – начал он свою речь обращением к коллеге, – что эти десять Тарквиниев затыкают тебе рот. Они прекрасно понимают, что им грозит. Ведь уже однажды Валерий прогнал тиранов, и тогда же ему помогли Горации. Два этих имени украшают наши анналы. У римского народа употребление слова «царь» всегда вызывало страх. Ведь недаром мы обращаемся к верховному богу Юпитеру «отец богов и людей», хотя и знаем, что он царь небесный. Мы изгнали царей, вы же, децемвиры, присвоили власть, ничем не отличающуюся от царской. Я не знаю, к какому отнести вас сословию. Вы заявили себя друзьями народа. А что вы для него сделали? Можно ли назвать вас патрициями, если целый год вы не созывали сената! Знайте же, что народ вас больше не боится, ибо он столько претерпел, что понимает: хуже, чем сейчас, быть не может.

Напуганные этой речью, децемвиры стали шепотом совещаться между собою, и тогда выступил дядя главы децемвиров Гай Клавдий.

– Памятью моего покойного брата, твоего отца, заклинаю тебя, Аппий, разорви противоестественный союз! Останься верен сословию, в котором рожден! Ведь ты не хочешь, чтобы имя твое связалось навеки со вторым переселением на Священную гору.

Никто не решился прервать почтенного мужа, хотя тон его речи все более делал ее похожей на молитву. Выступил и брат децемвира Марк Корнелий. Взяв его под защиту, уверял, что благодаря децемвирату Рим на протяжении года не ведал сословной борьбы.

И вновь взял слово Валерий, которому было разрешено говорить о положении государства. Он призывал объявить децемвиров частными людьми.

Аппий Клавдий, понимая, чем грозит это предложение, побледнел как полотно и приказал вышвырнуть Валерия за дверь. Но тот сам подбежал к порогу и крикнул: «Квириты, на помощь!» Вся курия поднялась на ноги. Но на этот раз страх перед плебеями спас децемвиров. Было решено оставить децемвирам власть до окончания года, заключить с сабинянами перемирие и собрать два легиона для защиты границ от враждебных народов.

Сикций Дентат

События в Городе нашли отголосок на рубежах государства. Воины, охранявшие Рим от набегов неприятеля, постоянно вспоминали о том, что происходило дома. Более других выражал тревогу пожилой воин Луций Сикций, которому дали еще в детстве прозвище Дентат, так как он родился с одним зубом.

Луций командовал центурией, охраняя рубежи Рима, как сам бог Марс. Он участвовал в ста двадцати битвах за отечество, спас жизнь четырнадцати согражданам. Сорок пять шрамов от ран отметили его грудь, ни одного шрама не было на спине. У его костра никогда не бывало пусто. Воины приходили, чтобы порасспросить Дентата о битвах, в которых он отличился, об удивительных приключениях, которые испытал.

И на этот раз, подкладывая в огонь сосновое полено, Сикций обвел взглядом собравшихся и начал неторопливо:

– Нет, я не хочу поведать вам о том, что случалось на моем веку. Меня волнует происходящее сейчас. Мы с вами отражаем набеги недругов, защищаем от них поля и стада, а в нашем Городе утвердилась у власти кучка наших ненавистников. Вместе со знатнейшими сенаторами децемвиры делают все, чтобы загнать нас, плебеев, как скот в стойло. Сегодня пришла весть, что децемвиры препятствуют избранию народных трибунов. Так почему бы нам не избрать их у себя в лагере и отправить в Рим, чтобы защищать наши права? Вот и все, что на этот раз я хочу вам сегодня сказать.

Наступила тишина, нарушаемая лишь треском поленьев. Воины с удивлением смотрели на освещаемое языками огня, изрезанное морщинами лицо центуриона. Его предложение было настолько дерзким, что никто из слушателей не откликнулся на него радостным возгласом.

– Хорошо, друзья мои! – воскликнул Дентат. – Поразмыслите над сказанным. У нас еще есть время.

Как вскоре выяснилось, у самого Дентата время было на исходе. О его речи вскоре стало известно не только военачальникам в лагере, но и Аппию Клавдию в Риме, и он распорядился избавиться от мятежного центуриона.