Мифы и сказки Древнего Египта
Шрифт:
И вот поплыла по озеру золоченая ладья с лотосом на корме. Сидели в ней двадцать красавиц, разодетые, словно на пир. Платья из тонкого белого льна расцветали блестками и узорами. Ожерелья радугой переливались. Золотые браслеты вились, словно быстрые змейки. Но особенно удивительными казались подвески из самоцветных камней. Камни сверкали в пышных прическах, напоминая нарядных бабочек или блестящих жуков.
Красавицы пели и поднимали в лад песне маленькие весла с золочеными рукоятями:
Ветер затеял игру
В пышных ветвях сикомора.
Путнику
Шелест зеленой листвы.
Тихая заводь воды расступалась. Деревья - акации и сикоморы склонялись над водой. На корме ладьи сидел фараон, и сердце его величества было радостно, когда он любовался на красивых девушек и слушал их пение.
Вдруг одна из красавиц неосторожно задела свою косу. Тут же с ее прически сорвалась подвеска из бирюзы. Не успели опомниться, подвеска рыбкой скользнула в воду.
– Ой!
– всплеснула руками красавица и перестала грести.
Лад сбился, песня замолкла. Пришлось и другим бросить весла. Ладья закачалась на месте.
Подружки стали предлагать красавице другие подвески.
– Возьми мою, малахитовую. Посмотри, она словно трава под чистой росой.
– Возьми мою, лазуритовую. Она точно синее небо в полуденный час.
– Вот эту - из красного сердолика.
– Вот эту - из крапчатой яшмы.
– Не хочу, не хочу, - твердила, плача, красавица.
– Не нужна мне другая подвеска! Верните мне прежнюю.
Его величество фараон, - да будет он невредим и благополучен, - встал и спросил:
– Почему вы не гребете? Почему я не слышу звуков песни?
Отвечали девушки:
– Одна наша девушка молчит и не гребет. Она уронила в воду подвеску.
– Я дам тебе другую подвеску взамен старой, - сказал Снефру, обращаясь к девушке, потерявшей украшение.
– Моя вещь мне милее всякой другой.
Что было делать? Призадумался фараон, жалко ему было девушку.
– Надо позвать мудреца Джаджаеманха. Он может творить чудеса и найдет выход, - решил он, наконец. Сказано - сделано. Послали рабыню за Джаджаеманхом, а когда тот пришел, рассказали ему о случившемся.
– Хорошо, я знаю, как помочь несчастью, - сказал чародей.
И вот Джаджаеманх встал над озером, голову запрокинул, глазами в небо уставился, ладони к воде обратил. Что он при этом шептал, разобрать никто не сумел, да и опасно вникать в смысл заклинаний. Только расслышали, что чародей повторял то и дело:
– Пади на дно яд скорпиона Тетет, всплыви на поверхность яд скорпиона Четет. Вода, расступись, дно, откройся...
Вдруг озеро разошлось на две половины, словно воду ножом рассекли. Страшно всем стало. Дальше и того чудесней озеро себя повело.
В одной стороне воды оказалось в два раза больше, чем обычно, а было там посередине двенадцать локтей глубины. В другой стороне воды не стало совсем. Тут все увидали подвеску. Она лежала на самом дне, словно светящаяся голубая рыбка.
– Вот моя подвеска!
– закричала красавица, и слезы
– Бери же ее быстрей, - сказал Джаджаеманх.
Потом он снова руки вытянул, ладони к воде обратил и зашептал тайные слова. Вода не стала противиться заклинаниям, тут же вернулась на место. Озеро сделалось ровным, как прежде. Красавицы сели в ладью, взмахнули веслами и запели:
Гладкие листья на солнце
Дух источают медовый.
Веток сплетенных узор
Дарит прохладу и тень.
Вот какое чудо сотворил Джаджаеманх. Подобное до него не случалось, такими словами закончил царевич Бауфрен и, поклонившись отцу, встал по левую сторону кресла.
– Воистину Джаджаеманх был мудр и никто не сумел превзойти его в знании тайного. Пусть принесут в память о нем жертву из тысячи хлебов, ста кувшинов пива, одного быка и двух лепешек ладана, - промолвил, выслушав все, Хуфу. Но взгляд исподлобья при этом не прояснился. Змея на короне продолжала качаться печально.
Понял младший царевич Дедефгор, что наступил его черед. Он вышел вперед и сказал:
– Твое величество, - да будешь ты здрав, силен и могуч! довольствуется историями, случившимися в давние времена. Что в них правда, что - ложь, уже не проверить. Не лучше ли вспомнить о чародее, живущем в наши дни.
– О ком говоришь, царевич?
– О чародее Джеди. Ему минуло сто десять лет22, он за один присест съедает пять сотен хлебов, половину туши быка и выпивает сто глиняных кружек виноградного сусла. Джеди может приставить на место отрубленную голову, и мертвец оживет. Повести за собой без всяких пут льва или быка такой для него пустяк, что об этом и говорить не стоит. А кроме того, этот мудрец знает, где хранятся тайные папирусы Тота.
– Где проживает этот мудрец? Должно быть, за краем Египта, за Великой Зеленью моря?
– Не за краем Египта, не за Великой Зеленью - в твоей стовратной столице, на берегу Нила живет чародей.
– Сын мой, я хочу видеть Джеди немедленно. Ты сам приведи его ко мне.
Сказано - сделано. Дедефгор сел в носилки из черного дерева с лазуритовыми узорами. Рабы подхватили золоченые ручки, и носилки поплыли по городу. Вот миновали дворец, вот позади остались дома богачей в листве сикоморов и акаций. Вот кончились мощеные улицы. Пошли пустыри да свалки, жалкие, крытые пальмовыми листьями лачуги медников и гончаров. Старый Джеди жил на самом краю стовратной столицы.
Вот поравнялись носилки с покосившимся глиняным домиком. Вот и сам чародей развалился на рваной циновке возле порога.
Царевич поздоровался с Джеди почтительно, словно с наставником, и сказал:
– Я приехал за тобой, почтенный Джеди, по повелению моего отца, фараона, - да будет он здрав, силен и могуч! Его величество хочет видеть тебя. Отправляйся со мной во дворец. Там ты будешь жить припеваючи, а еду получать со стола самого Хуфу.
Такое предложение пришлось Джеди по душе. Он сказал: