Мифы Ктулху
Шрифт:
Титус поднялся, выждал пару секунд и выключил лампу. Вернувшись к себе в альков, он задернул шторы, включил свет и быстро переоделся в халат. Затем вынул из-под матраца одолженный у Гарри Таунли револьвер, зарядил его и спрятал в карман. После этого он приоткрыл занавеси и выскользнул в образовавшуюся щель, ступая по узкой полоске света, что пробивалась из алькова.
Он шагал вдоль нее туда-сюда, не в силах сдержать возбуждения. Не один раз ему в голову приходила мысль бежать отсюда, бежать, пока не поздно, пускай он вплотную приблизился к разгадке тайны, которая одновременно манила и отталкивала его… Увы, это было бы просто
В половине десятого вечера к дому подъехали автомобили — подъехали тихо, словно катафалки, причем сегодня их было больше, чем обычно. В узенькую щель между шторами Кроу проследил, как в дом прошмыгнуло несколько темных фигур. Какое-то время слышалось приглушенное перешептывание и скрип. Все эти звуки Титус уловил, стоя в темноте библиотеки. Слух его обострился настолько, что теперь мог уловить малейший шорох. Чуть позднее, когда все звуки переместились в подвал, юноша выключил свет в алькове и сидел в кромешной тьме на стуле — то есть там, где Карстерс его оставил. Вокруг него с каждым мгновением сгущался мрак, и вскоре Титусу уже чудилось, будто темнота тяжким грузом давит ему на плечи.
Минуты шли. Кроу поймал себя на том, что рука его то и дело тянется к увесистому револьверу в кармане. Тело его сотрясала дрожь. Где-то вдалеке часы пробили одиннадцать часов, и сразу после этого из подвала донесся ритмичный речитатив. На лбу у Титуса тотчас выступил бисером холодный пот. Он вытер его носовым платком.
Мистерия Червя началась.
Титус попытался взять себя в руки, ибо знал, что час его близится — увы, тщетно. Минуты шли, и доносившаяся из подвала дьявольская абракадабра делалась ритмичнее и громче. Мысленно Титус не раз обозвал себя идиотом. Он то вставал, то садился вновь, вытирая со лба испарину, то нащупывал револьвер. Совершенно неожиданно часы пробили половину двенадцатого. Титус встрепенулся.
В следующее мгновение его обдало холодным как лед воздухом — словно температура в доме упала до нуля! Титус вдыхал леденящий воздух, ощущая, как на тонких ворсинках в его ноздрях оседает иней. Он также ощутил удушливый запах — внизу кто-то жег белену и опиум, — однако остался сидеть, словно прикованный к стулу. Речитатив сделался еще громче, его звучность и ритм достигли новых высот — казалось, эхо голосов разносится под сводами огромного собора.
Время уже близилось к полночи, однако Титус даже не посмел взглянуть на часы.
Внезапно его ужас исчез. Титус вновь был сам себе хозяин. Он сделал надрывный вздох и заставил себя расслабиться, зная, что если этого не сделать, то нервное напряжение вскоре отнимет у него последние силы. Ведь его час наверняка…
— …пришел! — подсказали ему голоса из подвала, которые, подобно приливу, то приближались, то откатывались куда-то назад, то начинали звучать в новом ритме. Во мраке ночи он наконец различил собственное имя.
Выпрямившись на стуле, Титус Кроу увидел, как книжная полка отъехала
— Иди сюда, Титус Кроу, ибо час пробил. Встань и подойди ко мне, и приобщись к великой и страшной Мистерии Червя!
Титус поднялся, как ему было приказано, и двинулся за стариком по винтовой лестнице в тускло освещенный подвал. В четырех углах помещения пылали раскаленные докрасна жаровни, от которых сизым дымом клубился дурман опиумных воскурений. Вокруг центральной площадки кольцом выстроились облаченные в ниспадающие одежды псаломщики. Они стояли, опустив скрытые под капюшонами головы и устремив взор в середину зала, на сцепленные круги. Всего их было двенадцать, вместе Карстерсом — тринадцать, чертова дюжина.
Карстерс провел Титуса сквозь их кольцо и указал на круг с белым восходящим узлом.
— Встань здесь, Титус Кроу, — приказал он, — и ничего не бойся.
Титус подчинился. В душе он порадовался, что освещение в подвале было тусклым и подрагивающим, а глаза застилал дым ядовитых воскурений. В неверном красноватом свете силуэты представали нечеткими и размытыми, а значит, бившая его дрожь тоже осталась незамеченной… И вот теперь он стоял здесь, посреди переплетений восходящего узла. Карстерс занял место в соседнем круге. Между ними, в том месте, где круги пересекались, стояли огромных размеров песочные часы, в которых из одной — почти пустой — емкости в другую, почти полную, пересыпался черный песок.
Карстерс бросил взгляд на часы. Увидев, что вожделенный миг вот-вот настанет, он отбросил от лица капюшон.
— Посмотри на меня, Титус Кроу, — приказал он, — и внемли мудрости Червя!
Титус посмотрел ему в глаза, затем на лицо, затем на облаченное в ниспадающие одежды тощее тело.
Речитатив псаломщиков вновь сделался громче, однако теперь их глотки исторгали не его имя. Они взывали к самому Пожирателю Людей, к омерзительному хозяину этого ритуала.
— Червь, о Червь! Явись! — скандировали они. — Червь, о Червь! Явись!
В следующее мгновение песок пересыпался полностью.
— Чернь! — вскричал Карстерс, тогда как другие голоса умолкли. — Я повелеваю тебе — явись к нам!
Не в силах отвести взгляд от жуткой фигуры, Титус Кроу ощутил, как при виде чудовищного превращения на его собственном лице застыла маска ужаса. Ибо Карстерс забился в агонии, глаза его, словно отлитые из расплавленного металла, вылезли из орбит, рот открылся, а из глотки донесся омерзительный лающий хохот.
И тогда из его рта, из ушей, ноздрей, даже из волос на голове полезли розовые могильные черви. Казалось, в его теле не было отверстий, из которых, извиваясь, не лезли бы мерзкие создания!
— Скорее, Титус Кроу, скорее! — выкрикнул Карстерс, и голос его сделался липким и тягучим, словно в нем тоже копошились черви. — Возьми меня за руку!
И он протянул дрожащую костлявую руку, сплошь покрытую розоватой шевелящейся массой.
— Нет, — крикнул в ужасе Титус, — ни за что!
Карстерс на мгновение оцепенел.
— Что? — Складки его одеяния теперь было трудно отличить от свисавших на них гроздьями червей. — Я приказываю тебе. Дай мне руку!
— Даже не надейся! — выкрикнул Титус сквозь стиснутые зубы.