Мифы, предания, сказки хантов и манси
Шрифт:
Поменялись. Взял ворон глаз. Бабушка внучке хвост понесла. Войдя, сказала:
— Вот, тебе хвост принесла! — и прикрепила ей хвост.
А ворон думает: «Где бы мне этим глазом полакомиться? Пожалуй, вон на том холме я его съем. Или, может, дочке отнести? Если отнесу, так самому ничего не останется. Пожалуй, здесь съем». Держит ворон глаз, а с него кровь капает. Ворон от удовольствия вот так причмокивает: «Лу-йуп, лу-йуп!» Решил: «Вот сейчас и съем!» Начал глаз есть, да как закричит:
— Ам-ла-хым-м-м, ам-ла-хым-м-м, из-за этой девчонки все свои зубы сломал!
Выплюнул зубы
45. Ворониха и сова
Рассказал в 1948 г. председатель науканского колхоза эскимос Утоюк, 37 лет; зап. и пер. Г. А. Меновщиков. Публикуется впервые.
Вариант этой сказки записан от эскимоса Эрмена, 25 лет, слышавшего ее от своего деда Ивека, 75 лет.
Опубл.: Эск, ск., стр. 17; Эск. ск. и лег., стр. 22.
Этиологическая сказка о том, как ворониха и сова покрасили друг друга. Сходный сюжет зафиксирован у юкагиров, гренландских и американских эскимосов, японцев и вьетнамцев (во вьетнамской сказке с тем же сюжетом вместо совы выступает павлин). Японские сказки, М, 1958, стр. 105; Сказки и легенды Вьетнама, М., 1958, стр. 176.
В давнее время жили вдвоем в одном жилище ворониха и сова.
Дружно жили, не ссорились, добычу всегда вместе ели. А были эти ворониха с совой — женщины. И еще были они обе совсем белые.
Так они жили вдвоем и вот стали стариться. Сказала сова воронихе:
— Состаримся мы, умрем, будут наши дети и внуки на нас похожи: такие же, как мы, белые.
И попросила сова ворониху, чтобы раскрасила она ее, красивой сделала. Согласилась ворониха. Взяла старый жир из светильника и пером из своего хвоста начала раскрашивать. Сидит сова, замерла, не шелохнется. Весь день ворониха сову раскрашивала. Кончила раскрашивать, сказала:
— Как только высохнешь, и меня покрась!
Согласилась сова. Высохли у нее перья, она и говорит воронихе:
— Теперь я тебя раскрашивать буду. Зажмурься и сиди, не двигайся!
Сидит ворониха, зажмурилась, шелохнуться не смеет. А сова взяла жир из светильника, да на ворониху весь и вылила, всю очернила. Рассердилась ворониха, обиделась на сову. И говорит:
— Эх, как ты плохо поступила! Я тебя так старательно раскрасила, не ленилась. Смотри, какая ты красивая получилась! Навсегда теперь между нами вражда ляжет! И внуки и правнуки наши враждовать будут. Никогда врроны тебе не простят этого. Видишь, какой черной ты меня сделала, какой приметной. Мы теперь с тобой совсем чужие будем, враги навсегда!
Вот с тех пор все вороны черные, а все совы пестрые.
46. Мышонок и сопка
Рассказал в 1941 г, житель сел. Наукан Увролюк, 22 лет; зап. и пер. Г. А. Меновщиков.
Опубл.: Эск. ск. и лег., стр. 41 («Про мышонка»).
Отраженная в этой сказке топонимичедкэя легенда о названий сопки Афсынахак («Мышонок») не получила распространения и зафиксирована
Так, говорят, было. В конце чаплинской косы, за озером, не было раньше никакой сопки. И вдруг появилась. Назвали люди эту сопку Афсынахак — Мышонок. А произошло все вот как. Однажды маленький афсынахак — мышонок призадумался: «Почему про людей сказки рассказывают и песни поют, а про наше мышиное племя ничего хорошего не услышишь? Люди богатырями бывают, колдунами, храбрыми охотниками, бегунами, прыгунами. А мыши не бывают. Что надо сделать, чтобы про меня и про мой мышиный род слава среди людей пошла? А ну-ка перегрызу я это высоченное дерево, взвалю на спину да подниму на верхушку сопки. Пусть люди увидят наконец мышиного богатыря!»
И начал мышонок перегрызать дерево, начал раскачивать его из стороны в сторону. Только дерево никак не падает. Еще яростнее стал грызть, покачнулось дерево и упало. Обрадовался было мышонок, да увидел, что не дерево он повалил, а высокую травинку. Стыдно стало мышонку, неловко. Он подумал: «Хорошо, что соседи не видели, а то засмеяли бы! Но что же мне такое сделать, чтобы весь мир удивить?» И вот побежал он по тундре, а перед ним большущее озеро. Мышонок подумал: «Вот переплыву через это озеро, сяду на другом берегу, буду сушить свою кухлянку, штаны и торбаза. Увидят меня люди и скажут: „Вот так пловец! Какое озеро переплыл!" Будут обо мне сказки рассказывать и песни петь».
И вот поплыл мышонок через озеро, чуть посредине не утонул. Еле-еле до другого берега доплыл, стал одежду. сушить. Сидит на камешке, видит — человек идет. Идет и следы на сырой земле оставляет, а на месте каждого следа большое озеро появляется. «Вот, оказывается, через какое озеро я переплыл», — подумал мышонок, и так ему обидно стало, что такой он маленький!
Надел мышонок непросохшую одежду и отправился к круглой сопке. Остановился перед сопкой, вспомнил свои неудачи, да так рассердился, что чуть не заплакал. Подбежал тут мышонок к сопке, взвалил ее сгоряча на спину и понес в северную сторону. Нес, нее, устал. Посмотрел вперед, а там поселок Тыфляк виднеется. Мышонок подумал: «Зайду в Тыфляк, передохну. Увидят меня люди и скажут: „Ого, какой богатырь, сопку принес!" Будут обо мне сказки рассказывать и песни петь!» Тряхнул мышонок сопку, чтобы удобнее нести. От сотрясения отвалился от сопки камешек да и угодил мышонку в голову. Присел мышонок от боли, силы потерял. Тут его сопка и придавила. С тех пор эскимосы называют эту сопку Афсынахак — Мышонок. Все. Конец.
47. Ворон с чайкой
Рассказала в 1941 г. жительница сел. Чаплино Инйынаун, 50 лет, неграмотная; зап. и пер. Е. С. Рубцова. Публикуется впервые.
В большинстве эскимосских сказок о животных демонический образ ворона-создателя, каким он выступает в мифических сказаниях, снижен до простака, которого все обманывают (см. здесь № 44, 45 и сказку «Рыбка, лисица и ворон» — Эск. ск. и лег., стр. 32).