Мигранты. Бизнес-леди

Темирбулат-Самойлов Юрий

Клара не страдала предрассудками, ей чужды были переживания и угрызнения вроде «на чужом горе счастья не построишь», она без малейшего зазрения увела бы любого из своих подобных ухажёров из его семьи и женила на себе. А замуж вот ни один не звал. Почему? Ведь каждому из этих негодяев так нравилось досуговое времяпрепровождение с нею! Все до единого в восторге от полученного за ночь клялись в вечной любви. Все звали провести очередной отпуск где-нибудь «на югах» только вместе. Дарили такие подарки, какие жёнам в жизни бы не додумались… Но, как только она заводила речь о серьёзном, начиналось, как говорится, неспортивное поведение предполагаемого жениха – мычание, блеяние о каких-то уважительных причинах, мешающих расторгнуть существующий брак. Чего только не придумывали, слушать тошно. То, мол, жена больная, и негоже её сейчас в таком состоянии оставлять, то – ребёнок инвалид, и бесчеловечно было бы лишать его повседневного отцовского внимания-общения

как минимум до совершеннолетия, то – горячо любимая тёща при смерти… Кто-то вдруг страстным политиком оказывался – в депутаты или в мэры-губернаторы баллотироваться навострялся и нельзя ему, дескать, сходить «по аморалке» с дистанции в предвыборном марафоне, в который огромная и влиятельная команда единомышленников и спонсоров вложила столько сил, средств и надежд… Клара то изощрялась при встречах в фантастических по своей изобретательности ласках, то устраивала душераздирающие истерики вплоть до имитации попыток суицида, то, оставшись после очередного такого неудачного разговора на какое-то время одна, терзалась и злилась, готовая кусать сама себя подобно брошенной в огонь змее в тщетных стараниях придумать своим недостаточно искушённым в такого рода делах умом что-то неординарное, пробовала интриговать, но… предложений о замужестве так и не поступало. И в конце концов, разочаровавшись, приняла решение начать цинично, отбросив всякие глупые планы соединения судеб, использовать презренную породу заевшихся прелюбодеев исключительно в своих меркантильных целях. Жёстко и безжалостно. О том, что бывают на свете другие породы мужчин – умные, добрые и сильные независимо от толщины кошелька, ей на данном этапе жизни в голову не приходило.

Правда, однажды она «спотыкнулась», независимо от своей воли и скорректированного в пользу практичного цинизма мировоззрения влюбившись в скромного нравом, неброского внешне, вдрызг обанкротившегося предпринимателя средней руки, отдавшего ей, возлюбленной Кларе, все до копейки одолженные где-то под кабальные проценты деньги, предназначенные для спасения гибнущего бизнеса. Но, поскольку теперь, без этих денег, шансов на спасение у горемыки не оставалось, пришлось, с разрывающимся от жалости сердцем, бросить его. Старательно позабыв при этом, что ради Клары чудак успел ещё и скоропалительно расстаться со своей женой и детьми, что поначалу Клару умилило и чуть было не вдохновило на глупость – пойти под венец с неудачником. Слава те, вовремя одумалась… Однако, забыть бесполезного теперь парня, выкинуть его из головы не получилось. Как наваждение, он то стоял перед её глазами, то куда-то исчезал и звал, тянул как магнит, к себе. И чем дальше, тем сильнее ей хотелось быть с ним, обниматься, целоваться, совокупляться круглосуточно. Но… непреодолимое препятствие стояло между влюблёнными – у него, несчастного, как мы знаем, не было теперь денег…

При последующих «интимно-деловых» близостях с мужчинами она, вся в слезах, крепко зажмуривалась и изо всех сил призывала его образ, представляла его на месте нынешнего партнёра. Партнёров, думавших, что женщина плачет от счастья единения именно с ними, такие горючие слёзы возбуждали несказанно, и они так же несказанно оскорблялись, когда она в полузабытьи называла их всех без разбору «родненькими Серёженьками». Обиды таковые Клару трогали мало – ни один из новых бизнес-любовников не давал ей того чувственного удовлетворения, что она успела испытать с Сергеем… А так хотелось! Забыть, забыться… Не получалось, даже когда пришлось для пользы дела пойти, что называется, вразнос – каждую ночь новый «жених». Это доводило её до психоза, и чем дальше, тем больше. Наконец Клара не выдержала и прямо, откровенно всё рассказав, попросила одного из самых интересных за последнее время этого рода женихов – некоего начинающего «долларового» миллионера Эдика сделать так, чтобы проклятущее наваждение исчезло. Тот, проникшись, постарался… И Клара «спотыкнулась» опять… Жизнь круто изменилась. Круто настолько, что испугалась кудесница любви не на шутку. И испугалась, надо сказать, не зря. События перестали подчиняться ей даже в такой малости, как выбор на ночь очередного «объекта с раскруткой на посильные траты». Теперь из всей армии соискателей её близости Клара изнывающими от вожделения телом и душой хотела в постель только одного человека –теперь уже, конечно, не Серёжку-неудачника, а быстро поднимающегося к бизнес-олимпу Эдика.

***

И опять – но… Этот относительно молодой человек так же, как и все предыдущие спонсоры Клары, был женат, имел детей и, судя по некоторым стандартным ужимкам-отговоркам в отдельные моменты взаимоотношений с нею, тоже вряд ли планировал покинуть семью даже ради такой умопомрачительной любовницы. Клара была на грани сумасшествия и от страсти, и, в то же время, от гнетущего чувства бессилия получить, наконец, своё от жизни. Понятие «мужчина» отныне сосредоточилось в её сознании в едином образе, таком желанном и, – ну почему же, Господи?! – недостижимом для

заполучения в собственность. Она готова была пойти на что угодно ради слияния её и его жизней в одно целое, отбросить как можно дальше все свои новые суровые психологические установки относительно представителей гадкого мужского пола. Грезила днём, бредила ночами, сделалась, неизвестно, правда, надолго ли, но безоговорочно недоступной как предмет удовлетворения похоти и для бывших, и для «текущих», то есть имеющихся на сегодня, а заодно и для потенциальных, пока только

домогающихся её внимания ухажёров-благодетелей, резко повернув своё повседневное бытие в иную колею – тихую, даже богобоязненную.

Гостиничные подруги-сослуживицы недоумевали – что это с нашей Кларкой стряслось такое… Уж не в монахини ли наладилась? В церковь взялась ходить, веселиться на совместных хмельных пирушках перестала. Странно… Пытались как-то отвлечь её от этой «дури».

Но им-то хорошо, они все замужем. Большей частью – за более-менее высоко оплачиваемыми, как причастными к химической промышленности или атомной энергетике, специалистами. Пусть, в результате этой же причастности почти поголовно ослабленными в цветущем ещё возрасте по основной мужской функции, но тем не менее, успевшими своевременно воспроизвести потомство уважающими себя главами семейств. И, даже если подружки эти не меньше самой Клары развлекаются со скучающими по вечерам в гостиничных номерах «гостями города» – в чём тут, и чей грех? Во-первых, развлекалово это – чисто из-за недодаваемого им мужьями законного физиологически-интимного удовольствия. А во-вторых – для элементарного поддержания телесного и психологического здоровья в пользу той же семейной стабильности при неплохой «атомно-химической» зарплате мужей, да малой, что поделаешь, их сегодняшней способности к эротическому удовлетворению женщины. Да-а, им, везушкам-хохотушкам, весело…

А Кларе вот – не очень. Ей тоже, как ни прикрывайся громкими лозунгами эмансипированных свобод, а охота всё же судьбу свою женскую устроить, пока молода и здорова. И, желательно – побогаче да поинтереснее, да чтобы стабильно и надёжно. Конечно, не абы с кем, поскольку не все богатые и надёжные приятны как самцы, а вот хотя бы, например, с этим… самым-самым близким с некоторых пор сердцу, и… чужим пока юридически-формально, семейным-неразведённым. Эдуард Эдуардович – даже имя не менее замечательное, чем остальные достоинства. Вот и помогли бы, подруженьки милые, советом и действием, завлечь-заголубить строптивого в свадебные сети-кружева, сплести которые в одиночку у Клары никак не получалось. А просто, жалеючи, ахать и охать – дело, девушки, нехитрое…

***

Тут позволим себе не согласиться с не совсем, на наш взгляд, справедливыми стенаниями удручённой Клары, изображающей всех без исключения своих приятельниц пассивными «ахалками и охалками», не принимающими никакого практического участия в нескладывающейся судьбе первой гостиничной красавицы. Кое-кто и откликнулся, и в числе первых – портье по имени Ирина, сыгравшая решающую роль в наставлении заблудшей горничной на путь истинный. При этом не просто бескорыстно как настоящий друг, а ещё и кое чем рискнув, например – непредсказуемой по масштабам частью собственного теневого бизнеса. А это уже само по себе незаурядно.

– Кларк, золотце моё, – смакуя дорогой алкогольный коктейль и затягиваясь длинной тонкой сигаретой с ментоловым ароматом за столиком гостиничного ресторана в одну из выкраиваемых в ходе рабочей смены пауз отдохновения, лениво разглагольствовала благополучная холёная Ирина. – Заруби раз и навсегда на своём симпатичненьком носике: все мужики – козлы. Рогатые и бездушные. Да, да, не спорь, все без исключения. И мои, и твои, и танькины-манькины, и наши русские, и ихние нерусские, все!

– Ириш, я с тобой, конечно, в общем согласна. Но, ведь бывают же иногда… Серёженька вот, мой несчастливый женишок, например.

– Проснись, красавица, и не обольщайся некоторыми случайными, раз в сто лет попадающимися несуразностями, диковинными исключениями из общих законов природы. В целом же, если и бывают изредка эти рогоносцы не совсем законченными козлами, так только где-то там, в беднейших слоях населения. Но это обойдённые судьбой безденежные особи, которые нам с тобой неинтересны по определению, а потому и рассмотрению не подлежат. Речь идёт о му-жи-ках! С день-га-ми! А вот они-то и есть те самые

бездушные…

– Круг какой-то… И что, никакого просвета?

– Душа моя! Согласно теории оптимистического идеализма, просвет, даже в самой безнадёжной, казалось бы, ситуации, даже для самого хронически невезучего человека, есть всегда.

– А глядя на практику фактического материализма, если выражаться в этом заумном духе, все вы, подруги мои любимые, пристроены, все при деле,

при законных или хотя бы полузаконных, но постоянных мужчинах-защитниках, а я одна как не пришей… рукав. Можно сказать, наизнанку перед этими рогатыми, как ты говоришь, и бездушными выворачивалась столько раз и столько времени… а толку?