Михаил Федорович
Шрифт:
— Ну, чего замолчал? Говори! Он умнее будет, тебя слушая.
— О, он будет ученый! — радостно ответил Штрассе.
— Воин будет! — поправлял его Эхе, и между ними поднимался спор.
— Монахом! — смеясь останавливала их Каролина и, уловив ребенка, с хохотом зажимала им рты ладонями. — Разбудите, вас качать заставлю! — прибавляла она с угрозой.
При взгляде на эту милую семью Михаилу становилось и тоскливо, и сладко Эх. не довелось пожить ему такой тихой, радостной жизнью!…
В тяжелом настроении возвращался он домой в теремную опочивальню и часто целые ночи напролет не мог сомкнуть глаза.
Пыткой
Однажды заплакал в зыбке его маленький сын, Михаил оглянулся. Ольга спала, разметавшись на постели. Князь поднялся и приблизился к зыбке. При свете лампадок он увидел маленькое личико с широко открытыми глазами, полными слез. Он нагнулся к ребенку, и тот вдруг перестал плакать и улыбнулся.
Что в бессмысленной улыбке младенца? Но она вдруг перевернула сердце князя. «Мой ведь, кровный!» — мелькнуло у него, он наклонился ниже и тихо поцеловал ребенка.
Тихая радость сошла на его сердце. Он подошел к Ольге и толкнул ее в плечо.
— Мальчик плачет! Проснись!
Ольга раскрыла глаза и увидела над собою лицо мужа. В его глазах светилось что-то совсем новое, и она смело ответила ему взглядом и улыбнулась тоже.
Князь уже не ложился. Ольга накормила ребенка и легла, с тревожным замиранием смотря на мужа. И вдруг он заговорил:
— Я все знаю. Ольга. Не любя ты за меня вышла, знаю!
Она задрожала как лист.
— Не бойся! — грустно продолжал князь. — Не в обиду говорю тебе. Силой ведь тебя неволили… не твоя вина. Вот…— он перевел дух. — Алеша Безродный все время со мной был. Вместе мы рубились. Сторонился он меня, а потом ничего… Убили его, Ольга, ляхи!…— Он остановился и посмотрел на Ольгу. Она вздрогнула, и только частое дыхание выдало ее волнение. — На руках у меня Алеша помер,-заговорив снова князь, — и помирая покаялся. Наказывал мне любить тебя… Я тебя в печали не неволю! — вдруг окончил он и, накинув армяк, вышел из опочивальни.
— Князь Михаил о! — раздался за ним голос жены.
Он быстро вернулся. Ольга в одной сорочке стояла на полу, с мольбою протягивая к нему руки.
— Что ты? С чего?
— Михайло, не мучь меня! — заговорила она, падая ему в ноги. — Неповинна я!… Прости мне за девичью думу, за любовь запретную! Вольна была я, глупа!
Словно на лед упал горячий солнечный луч и растопил его — так подействовала на сердце князя мольба Ольги.
Он быстро нагнулся к ней и, подняв ее, ласково заговорил:
— Полно, полно!… С чего взяла ты? Да я… я сам, голубка моя! Ах, Олюшка!…— Накипевшее горе запросилось наружу молодое сердце захотело ласки. Князь посадил Ольгу, обнял ее и стал тихо, прерывающимся голосом рассказывать ей про свое горе. И по мере того как он говорил, теснее и тесней прижималась к нему своим плечом Ольга.
— Видишь, и я не любя женился, — уныло окончил князь.
— Теперь любиться будем…— тихо ответила ему Ольга.
Жизнь снова возродилась для Михаила. В его душе уже не было злобы против отца, и однажды он спустился вниз к отцу. Но княгиня остановила его в дверях.
— Тсс! Запретил государь тебе входить. Не хочет он тебя видеть! — Михаил тихо улыбнулся.
— Скажи ему, матушка, только, что я все знаю и все простил! — сказал он. Княгиня пытливо посмотрела на него.
— Что же это ты знаешь? — ревниво спросила она его.
— Не
Княгиня недовольно покачала головою и вышла. Через мгновение она позвала сына:
— Иди скорее!
Михаил вошел и опустился на колени у постели отца. Бледный, с отросшими и поседевшими волосами, сидел князь Терентий Петрович в постели, и по его лицу струились радостные слезы.
— Отпустил? — радостно повторял он, держа руку на склоненной голове сына.
— Бог Судья тебе! — тихо произнес Михаил.
— Не ведал я… Богом клянусь, не ведал! — торжественно сказал старый князь. — Но замолю грех свой!…
Княгиня смотрела на отца с сыном и в изумлении качала головой. Никогда такое ей даже и не снилось. «Кажется, будто отец у сына прощенья просит. Да где же это видано? Господи Иисусе Христе! А я-то сначала думала, что Михайло согрешил супротив родительской воли… Нет, видно, в свете теперь все по-иному пошло!».
Но, как она ни удивлялась, все же и ей было радостно видеть, что отошли тучи от их дома и снова в нем стало светло и радостно.
— Внука бы мне принести, — с улыбкой счастья сказал отец и потом тихо прибавил сыну: — Я на него и то смотреть боялся.
Князь Михаил опустил голову. Образ замученной Людмилы мелькнул пред ним и словно благословил наступивший мир. Сзади раздался шорох. Сияя радостью, в горницу вошла Ольга, неся на руках своего первенца. Михаил ласково кивнул ей головой и улыбнулся.
В. С. Соловьев
ЖЕНИХ ЦАРЕВНЫ
(РОМАН-ХРОНИКА ХVII ВЕКА В ДВУХ ЧАСТЯХ)
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
I
Ранний зимний вечер уже давно наступил, и в царицыном тереме по всем покоям и переходам зажглись огни. Мама царевны Ирины Михайловны [113] , княгиня Марья Ивановна Хованская, сидела у себя в опочивальне. Она только что пришла от царицы после долгой и весьма важной беседы и теперь крепко пораздумалась. На некрасивом и уже давно поблекшем лице ее, освещенном, однако, большими и добрыми голубыми глазами, читалось необычайное смущение.
113
Мама царевны Ирины Михайловны…— По обычаю того времени, при рождении младенца в царской семье для него выбиралась кормилица, а также назначались мамы и дядьки, следившие за воспитанием ребенка в первые годы жизни. Романова, Ирина Михайловна (1627-1679), царевна, старшая дочь царя Михаила Федоровича.
Женщина она была спокойная, рассудительная, ко всему. Что творилось вокруг нее в этом обширном человеческом муравейнике, носившем название царского терема, она относилась всегда без волнения и редко что принимала к сердцу. Но сегодняшняя беседа с царицей Евдокией Лукьяновной выходила из ряда вон. Было над чем подумать и чем смутиться.
Княгиня временами начинала даже шептать что-то почти вслух, с недоумением качала головою и разводила руками. Низенькая дубовая дверь опочивальни скрипнула.