Михаил Горбачёв. Жизнь до Кремля.
Шрифт:
В. Афанасьев:
— Во времена правления Брежнева тогдашний первый секретарь ЦК комсомола Евгений Тяжельников разыскал в родном городе генсека Днепродзержинске многотиражную газету «Знамя Дзержинки». В ней в 1935 году была напечатана заметка о студенте металлургического института Брежневе с красноречивым заголовком: «Имя его — коммунист». «Я не могу себе представить, — писал автор заметки, — откуда у этого человека столько энергии и трудоспособности. До последнего месяца он работал директором вечернего металлургического рабфака. Нагрузка большая и тяжёлая. Он же учится в нашем институте. Он же — лучший группарторг…
Заметка получила «второе рождение»: обошла всю центральную и местную печать. Генсек был доволен, а Тяжельников получил должность заведующего Отделом пропаганды ЦК партии.
С избранием Андропова на пост генсека Тяжельников усердно занялся поиском стихов нового лидера в Карелии, где Андропов начинал свою партийную карьеру и баловался стишатами. Узнав об этом, Юрий Владимирович рассердился и быстренько отправил Тяжельникова послом в Румынию. Терпеть не мог Андропов подхалимов и угодников. Мудрость, порядочность, осторожность, здравомыслие — таковы присущие ему высокие человеческие качества.
И ещё было у него уважение к людям труда, к рабочим, ко всем тем, кто честно живёт на свою зарплату. Он «придумал» дешёвую водку, которую любители питья, а в России их немало, любовно прозвали «андроповкой». Стоила она на полтинник дешевле, чем «Столичная» или «Московская». Благодарные потребители «андроповки» с тёплым юмором расшифровывали слово «водка» аж в двух вариантах. Первый — «Вот Он Добрый Какой Андропов». Второй — «Вот Она Доброта Коммуниста Андропова».
Андропов — человек, вселивший в умы и сердца людей надежду на лучшие времена. И кто знает, проживи он ещё лет пять, может быть страна была бы сейчас великой, единой, могучей. Но беспощадная судьба отвела Андропову всего год и три месяца.
В.А. Медведев:
— Воспроизводя в памяти атмосферу и события конца 1982-го — начала 1984-го, нельзя не сказать о том, что деятельность Андропова во многом резко контрастировала с последними годами брежневского руководства — временем разложения и маразма. Было покончено с пустопорожней болтовней и хвастовством, славословием и заторможенностью в действиях. Широкий отзвук получила статья Андропова в журнале «Коммунист» (1983, № 3). Скромность, деловой подход импонировали обществу. Люди видели: пробивается что-то свежее, новое, идущее от назревшей потребности обновления жизни.
Вместе с тем фигура эта противоречивая, отразившая всю сложность, весь драматизм общественно-политического развития страны. Андропов чувствовал остроту назревших экономических и социальных проблем. Не обладая ни знаниями, ни практическим опытом в области управления народным хозяйством, он стремился даже чисто волевыми методами заставить заниматься реорганизацией экономического управления, и в частности, проводившимся, как говорили тогда, крупномасштабным экспериментом по внедрению полного хозяйственного расчёта. Каким-то природным чутьём он понимал: без экономической реформы не обойтись.
К слову, однажды бывший ректор Высшей партийной школы и очень мною уважаемый человек — Николай Романович Митронов рассказал мне, как Юрий Владимирович Андропов, работавший тогда председателем КГБ, сдавал экстерном экзамены по программе Высшей партийной школы. Систематического высшего
И. Клемашев(автор книги «Феномен Андропова. Воспоминания лечащего врача»):
«Широко распространённые слухи об образованности и даже литературных дарованиях председателя КГБ — результат мощной многолетней кампании по дезинформации, которую «контора глубокого бурения» проводила во славу своего шефа.
Никогда не видел, чтобы он читал художественную литературу, и не слышал от него ни слова о литературе, поэзии, философии, религии. Эта область была ему просто незнакома. Он жил не реальным, а искусственным миром кремлёвских интриг, а плохое физическое здоровье и отсутствие духовности позволяли тратить остатки сил лишь на удержание своей власти».
И ещё: «Чудовищно — во главе тайной полиции стоял человек без среднего образования, этот пробел он компенсировал услужливостью».
В 1967 году, став во главе КГБ, пациент И. Клемашева уже был инвалидом, не способным осуществлять ответственную государственную деятельность. Многолетняя сверхзанятость этого человека, а также сверхорганизованность, постоянный страх чего-то не успеть, опоздать привели к гипертонии и хронической бессоннице, которую он, как и Брежнев, привык снимать транквилизаторами.
Это ещё в 1967 году! А в 1982-м, когда стал генсеком, Андропов был полным инвалидом, с целым набором хворей.
В. Печеневрассказывает о ходе июньского (1983 г.) Пленума ЦК КПСС. Начался он с удаления С.Ф. Медунова из зала — его вывели из состава ЦК КПСС:
— Затем Черненко быстро, «съедая» концы фраз и предложений, приступил к чтению подготовленного для него почти двухчасового доклада. Всё шло рутинно, как вдруг в том месте доклада, где речь шла о контрпропагандистской работе, о необходимости давать принципиальную, партийную оценку «действиям тех лиц, которые сознательно или несознательно, что называется, поют с чужого голоса, распространяя всякого рода сплетни и слухи», Андропов прервал его и при гробовом молчании удивлённого зала жёстко сказал примерно следующее: «Да, кстати. Мне известно, что в этом зале находятся люди, которые позволяют себе в беседах с иностранцами распространять ненужную и вредную для нас информацию. Я не буду сейчас называть фамилии, товарищи сами знают, кого я имею в виду. И пусть они запомнят, что это — последнее предупреждение им». Можно представить, какое оживление и какие разговоры в кулуарах вызвало это импровизированное заявление генсека, бывшего недавно председателем КГБ. Константин Устинович невозмутимо выслушал эту реплику и продолжил чтение доклада.
По словам Печенева, этот пленум, на котором он впервые удостоился чести присутствовать, был пленумом некоторого разочарования в Ю.В. Андропове, коего он, как и многие другие «аппаратчики», до этого идеализировал. Неприятно поразила тогда Печенева такая деталь: Андропов, выступивший с речью где-то в середине Пленума, не просто волновался, что было бы естественным — он говорил, часто запинаясь, перебирая листки текста старческими дрожащими руками. Стало ясно, наверное, всем: он то ли тяжело болен, то ли не очень уверен в себе. Скорее, решил Печенев, первое.