Михаил Иванович Глинка
Шрифт:
В бурные годы, когда складывалось гражданское сознание Глинки, слова Кюхельбекера, несомненно, глубоко запали в его юную душу. Быть может, именно эти уроки пробудили в будущем великом музыканте любовь к поэзии, к стихам В. А. Жуковского, А. С. Пушкина, А. А. Дельвига, И. И. Козлова.
Воспоминания о И. Я. Колмакове. Титульный лист. Автограф
Николай
Антон Антонович Дельвиг (1798— 1831), поэт. Портрет работы В. Лангера
Александр Сергеевич Пушкин (1799—1837), поэт. Гравюра Н. Уткина с портрета О. Кипренского
Вильгельм Карлович Кюхельбекер (1797—1846), поэт, декабрист. Гравюра И. Матюшина
Из неоднородного состава прочих преподавателей своими передовыми взглядами выделялись также К. И. Арсеньев, А. П. Куницын, Э. В. Раупах — «люди с познаниями», по отзыву Глинки. А в числе пансионских «оригиналов» он назвал в «Записках» «доброго подъинспектора» И. Я. Колмакова — «утешение воспитанников», — чьи «забавные выходки» немало их веселили. Ему композитор впоследствии посвятил и специальные воспоминания.
В пансионском мезонине одно время жили также племянники Кюхельбекера — Борис и Дмитрий Глинки. Но юноша сдружился не со своими родственниками, а с Николаем Мельгуновым (впоследствии писателем и музыкальным критиком) и Сергеем Соболевским (позднее известным библиофилом). Воспитывался там и Левушка Пушкин, младший брат Александра Сергеевича.
Благодаря Кюхельбекеру и навещавшим его друзьям до воспитанников докатывались отголоски живой современной общественной жизни и политические новости. Недаром двое из них, М. Н. Глебов и С. М. Палицын, приняли участие в восстании 14 декабря 1825 года.
Михаил Николаевич Глебов (1804—1851), декабрист. Рисунок Н. Бестужева
Лев Сергеевич Пушкин (1804—1852), брат А. С. Пушкина. Рисунок А. Орловского
Сергей Александрович Соболевский (1803—1870), литератор. Рисунок (часть группы) К. Брюллова
Рояль М. И. Глинки работы И. Тишнера
Тогда же Глинке впервые довелось встретиться с А. С. Пушкиным. Навещая в пансионе своего брата, он неизменно поднимался в «бельведер» (мезонин) к своему «спутнику лицейских лет» Кюхельбекеру. Приходили туда и поэты А. А. Дельвиг и Е. А. Баратынский. Там они обменивались мнениями и спорили. При их беседах Глинка несомненно мог иногда присутствовать.
В те удушливые годы торжества в Европе «Священного союза» внутри аракчеевской России, в свою очередь, тоже обострилась борьба самодержавно-крепостнического строя с «духом вольности». Но одновременно росло в ней и движение народного протеста, зарождались тайные союзы будущих декабристов. Исподволь бурлила общественная мысль. Стараясь подавить ее, реакция принимала крутые и жестокие меры. Они коснулись и до тех пор благополучной жизни Благородного пансиона.
За чтение стихов, посвященных сосланному Пушкину, оттуда уволили Кюхельбекера. Протест воспитанников Министерство просвещения расценило едва ли не как форменный бунт. «Либерально», то есть прогрессивно, мысливших профессоров от преподавания отстранили. В пансионе воцарился скучный дух казенного благополучия. Но занятия продолжались.
Слушая «курс наук», Глинка с особенной охотой занимался иностранными языками (в том числе латынью и персидским), географией и зоологией. Математические занятия интересовали его (так
Джон Фильд (1782—1837), ирландский пианист, композитор и педагог. Гравюра Г. Янова
Карл Майер (1799—1862). пианист и композитор. Литография с портрета неизвестного художника
В мезонине «нашлось место» и для фортепиано, вскоре замененного хорошим роялем Тишнера (впоследствии перевезенным в Новоспасское, а ныне хранящимся в Музее музыкальных инструментов в Ленинграде). Занятия музыкой Глинка возобновил сразу же по приезде в Петербург. Три урока фортепианной игры он взял у знаменитого пианиста Джона Фильда и получил «лестное одобрение» за выученный и удачно исполненный его второй дивертисмент. Но Фильд вскоре уехал в Москву; последовали занятия с В. Оманом, К. Т. Цейнером и, наконец, Карлом Майером. По мнению Глинки, он более других содействовал развитию его «музыкального таланта», и под его руководством Глинка стал незаурядным пианистом (впоследствии они сделались хорошими друзьями). Занимался Глинка и игрой на скрипке.
Екатерина Семеновна Семенова (1786—1849) в роли Клитемнестры в трагедии Ж. Расина «Ифигения в Авлиде». Гравюра И. Ческого
Большой каменный театр в Петербурге (1817—1835). Рисунок В. Садовникова (1830-е годы)
Вариации на тему В. А. Моцарта. Автограф
Карл Федорович Гемпель. Рисунок работы неизвестного художника
Как вспоминал Глинка, во все годы учения в Петербурге «родители, родственники и знакомые» постоянно возили его в театр. Балеты и оперы приводили тогда юношу «в неописанный восторг». Он слышал П. Злова и В. Самойлова. Несомненно, бывал он и в драматическом театре, где знаменитая Екатерина Семенова играла в трагедиях В. А. Озерова. Не пропускал он случая бывать в концертах и слушать известный в Петербурге крепостной симфонический оркестр П. И. Юшкова. В семье дяди Ивана Андреевича Глинка играл в четыре руки сочинения (чаще всего увертюры к операм) Моцарта, Мелюля, Керубини и Россини вместе со своей двоюродной сестрой Софьей Ивановной, «миловидной и любившей также музыку и чтение». Во время летних каникул в Новоспасском он музицировал с «хорошим музыкантом» К. Ф. Гемпелем, мужем гувернантки его сестер, слушал «шмаковский» оркестр дяди Афанасия Андреевича (который к тому времени очень «усовершенствовался») и даже играл в нем иногда на скрипке.
В последние месяцы своей пансионской жизни, весной 1822 года, Глинка (как он упоминает об этом в «Записках») сочинил «для одной красивой дамы», обладавшей «прелестным» серебристым сопрано и хорошо игравшей на арфе, вариации на тему из оперы «Швейцарское семейство» И. Вейгля, а вскоре затем вариации на тему Моцарта и вальс для фортепиано. То были его первые опыты в композиции.
3 июля 1822 года, как сообщалось в журнале «Сын отечества», в третий день «публичных испытаний воспитанникам Благородного пансиона... Санкт-петербургского университета» «был игран на фортепиано концерт Гуммеля воспитанником Михайлом Глинкою...» (Этот концерт Глинка играл, по-видимому, настолько хорошо, что дядя Афанасий Андреевич даже побывал с ним у самого Гуммеля, который «благосклонно выслушал» первое соло).