Михаил Ромм. Способ жизни
Шрифт:
Наконец М. И. Ромм не выдержал и пообещал отправить артиста в Москву.
— Это невозможно, — сказал Крючков. — Полкартины уже снято, кем меня заменить?
Ромм промолчал, а назавтра, когда Крючков опять пришел нетрезвым, Ромм крикнул ему:
— Падай!
Крючков от неожиданности выполнил команду и упал на песок.
— Снято, — сказал Ромм. — Можешь уезжать в Москву.
— Что снято? — не понял Крючков.
— Снято, как ты падаешь, сраженный насмерть вражеской пулей. Ты убит. Больше ты мне не нужен.
После этого установился порядок: актеры всегда выходили на съемку в форме и вовремя. Каждый думал: раз уж с «этим» он так поступил и не побоялся, то что же будет с нами,
Особняком стоит еще одна версия, которая представляет собой ход событий, описанный в воспоминаниях Е. Кузьминой. Она, похоже, является самой правдоподобной.
В климатическом отношении съемки «Тринадцати» были очень сложной экспедицией. Девять месяцев продолжалась экспедиция в пустыне Каракумы. Оказывается, за такой срок можно не только выносить ребенка, но и сделать фильм. Жара превышала все мыслимые пределы. Москвичи чувствовали себя не в своей тарелке и заметно нервничали. Ко всему прочему из 52 членов съемочной группы 35 человек заболели дизентерией.
Молодцом держался лишь старейшина группы Александр Петрович Чистяков, игравший геолога. Ветерану помогала хорошая физическая закваска. В молодости он серьезно занимался спортом. До революции был чемпионом и рекордсменом Российской империи по метанию молота, являлся одним из сильнейших велогонщиков страны. Увлекшись классической борьбой, в 1924 году стал чемпионом Москвы в тяжелом весе. Чистяков снимался в «Тринадцати» в возрасте 55 лет. В фильме пожилой геолог сделан невероятно похожим на Горького. У него такие же усы, вдобавок он носит тюбетейку, как на многочисленных фотографиях Алексея Максимовича в период увлечения писателя Востоком. Возможно, это своего рода дань признательности классику литературы. Вплотную с Горьким Ромм общался 16 июля 1935 года, когда ведущих кинематографистов пригласили на дачу к писателю для встречи с Роменом Ролланом. Тогда оба благожелательно отозвались о «Пышке».
Почти все в группе «Тринадцати» крепко выпивали. Это несмотря на жару и на трудности с добычей водки, когда привезенные из Москвы запасы истощились. Ромм тоже однажды выпил за компанию, показать: мол, я тоже не лыком шит. С непривычки его страшно развезло. Ему потом было стыдно вспоминать об этом конфузе. Однако, как ни странно, относиться к нему стали с большей симпатией, и дисциплина в группе стала лучше, чем прежде. Хотя мелкие конфликты время от времени случались.
Особенно странным казалось Ромму поведение двадцатипятилетнего Крючкова, который ни с того ни с сего стал чванливым и высокомерным. Это выглядело настолько ненормально, что Михаил Ильич решил проконсультироваться с врачами. Два медика — пожилой и молодой — охотно приехали в группу: не каждый же день увидишь, как снимается кино. Но, выслушав жалобу режиссера на артиста, наблюдали исключительно за Крючковым. Они пришли к выводу, что у Николая начинается «пустынный кафар».
Термин «кафар» (от фр. «cafard» — «сплин, тоска») был введен в медицинский обиход военнослужащими французского Иностранного легиона. Доктора обозначали им аффективные расстройства, наступающие вдали от родины, в условиях неблагоприятного климата. В конце Первой мировой войны он укоренился в психиатрии. Признаки кафара: нравственная депрессия, вызванная отрывом от родных мест, дома, лишением привычной деятельности, нахождением в чужой языковой среде. В общем, это опасная болезнь, похожая на сумасшествие. При ее признаках человеку следует переменить обстановку. Иначе могут быть плачевные последствия.
Рассказывая об этом режиссеру, пожилой врач добавил:
— О подлинной причине отъезда Крючкова группе лучше не сообщать. Такой диагноз для коллектива психологически заразителен.
—
Для отправки Крючкова в Москву Ромму пришлось изрядно попотеть. Он был вынужден на скорую руку переписать сценарий, чтобы показать, какие изменения вынужден сделать якобы по требованию руководства студии. В частности, начисто убрать роль командира красноармейцев, которую исполнял Крючков. Насчет того, чтобы изменить название фильма, которое уже фигурировало во всех документах, даже речи не шло — уже не до таких пустяков.
После отъезда Крючкова некоторые его коллеги стали выражать свои претензии к режиссеру, писали кляузные письма дирекции студии. В Москве отреагировали на «сигналы с мест» и прислали в Туркмению «ревизора» — редактора Л. А. Инденбома. Надеялись, он поможет законсервировать съемки картины, вызывавшей у дирекции все большую тревогу. Однако Льву Адольфовичу работа группы понравилась. Он не стал чинить препятствий. В Москве это сделали без него: издали приказ о консервации фильма. Тем не менее съемки продолжились — на деньги местного начальства, которое директору группы приходилось уговаривать всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Можно представить, сколько нервов это стоило Ромму.
Пустыня Каракумы устроила группе испытание на прочность: днем ужасная жара, на солнце за сорок, ночью — очень холодно. Регулярно дует южный горячий ветер «афганец», поднимающий в воздух горячий песок, который попадает в аппаратуру. Из-за сильного ветра барханы передвигаются с места на место. Только операторы выбрали натуру, смотрят, а пейзаж вокруг до неузнаваемости изменился.
Работали с 7 часов утра. Между 10 и 11 делали первый перерыв, жара такая, что спасу нет, сказывалась нехватка воды. В три часа дня начиналась вторая «серия» работы. Она продолжалась до 6–7 часов вечера и была плодотворнее утренней.
Участникам группы пошили специальные брезентовые сапоги на подошве и парусиновые костюмы. Это добро не выдержало и двух месяцев. Армейские гимнастерки после двух недель съемок выгорали до такой степени, что становились белыми. У Кузьминой от солнца истлели две шелковые кофточки.
Вообще замысловатые происшествия случались на съемках «Тринадцати» с пугающей частотой. В Ашхабаде не было проявочной машины, отснятые эпизоды поездом отсылались в Москву, в первую очередь второстепенные фрагменты. Главные отправлять опасались: железнодорожные поезда слыли синонимом жары, за лентами требовался тщательный уход. Вырыли в песке глубокий колодец, однако и это не гарантировало стопроцентную сохранность. Поэтому самые важные эпизоды операторы, покидая Туркмению, взяли с собой. Однако им тоже не все удалось сберечь. От сильной жары эмульсия на некоторых пленках растаяла. Эти сцены пришлось переснимать. Но не станешь же возвращаться в такую даль. Выход из положения нашли — пустыню сделали на «Мосфильме». Навезли в студию речного песка, и на экране все получилось очень правдоподобно.
Такой же случайностью, как исчезновение Крючкова, можно считать появление в фильме Елены Кузьминой. В 1930 году она закончила ленинградскую киномастерскую ФЭКС, снималась в четырех фильмах. Как актриса была на хорошем счету. Вышла замуж за режиссера Барнета, который в худших традициях домостроя полагал, что женщине следует заниматься исключительно семьей, а не фланировать по съемочным площадкам.
Елене же, вкусившей сладость кино, примелькавшейся в профессиональных кругах, страстно хотелось сниматься, и она согласилась на предложение студии сыграть в фильме «Тринадцать». Потом под напором домашнего тирана Барнета отказалась. Быстро пожалела о своей опрометчивости, снова согласилась и, к неудовольствию мужа, подписала договор.