Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 1. 1905–1941 гг.
Шрифт:
Если же кто из родственников пытался предать земле изуродованное тело отца или брата по обычаю христианскому, то ему и самому угрожала та же участь. Церковь молчала. Молящиеся были рассеяны. Только с высоты колокольни сиял символ правды, мира и любви…
Население Округа, охваченное ужасом, металось по хуторам и буеракам, всячески укрываясь, чтобы не попасть в распоряжение чеки. Ненависть к новой чужой власти росла не по дням, а по часам. По хуторам бродили команды мародеров, забиравшие скот, лошадей, казачий хлебец, перетрясая сундуки, отыскивая «белопогонников». На все жалобы хуторских обществ отвечали усилением террора.
Казаки,
ВОССТАНИЕ
Свыше 500 обезображенных трупов верхнедонцев, замученных чекой в течение сорокадневного красного террора, были разбросаны по оврагам, по песчаной степи, в глуши кустарников, никем не посещаемые, никем не погребаемые. Эти мученики вопили о мщении за кровь, слезы женщин и детей, за сожженные хижины, за честь священных символов, растоптанных в ногах сатанинской прихоти.
Комиссары хотя и обезоружили казаков (под страхом смертной казни), но все-таки казаки часть оружия припрятали «про черный день». День этот близился. Возмущение и ненависть к разгулявшемуся террору росли. Тем временем чекисты приступили к учету награбленного, не замечая скрытого гнева народа. Казаки с особой осторожностью поддерживали беспрерывную связь между хуторами и станицами, выжидая момент, чтобы отплатить красным убийцам, залившим кровью родной край.
Донская армия в декабре 1918 года, отступая к Новочеркасску, уничтожила железнодорожные мосты: Лиски, Чертково, Миллерово, Донской Калач, Серебряково13 и т. д., чем заставила красных, впредь до исправления последних, избрать сухопутные коммуникационные пути: I) ст. Калач – Воронежская губ., ст. Казанская, Миллерово; 2) станция Серебряково, Усть-Медведица, Царицын, Большой, Горбаты, ст. Боковская, ел. Астахове и Миллерово, по которым тащились обозы с продуктами, боевыми припасами и проходили эшелоны солдат для пополнения частей фронта, давая значительный отдых в станицах Казанской, Вешенской и Усть-Медведицкой.
Казаки хутора Шумилина (Казан, ст.), зорко наблюдая за передвижениями частей красного пополнения, в ночь под 26 февраля 1919 года напали на спящий карательный отряд, расположенный в том же хуторе. Комиссары были уничтожены; истребив отряд грабителей в хут. Шумилине, доблестные шумилинцы с присоединившимися казаками ближайших хуторов в конном строю помчались в ст. Казанскую, уничтожая по пути красных. В попутных же хуторах призывали казаков присоединиться, и все, кто мог, седлали коней и спешили к родной станице. Около пяти часов ночи под вой зимней вьюги конные повстанцы под командою подхорунжих и урядников окружили ст. Казанскую. Разбившись на группы и определив роль каждой, повстанцы в пешем строю бесшумно двинулись в центр станицы, «ликвидируя» на месте патрули и часовых. Комиссары, предавшиеся сладкому сну после только что окончившегося танцевального вечера, состоявшегося в эту ночь, были разбужены и завыли в отчаянной тревоге. Солдаты карательного отряда, которых было 300 человек при 20 пулеметах, и эшелон около 1000 штыков, как раз шедший на пополнение фронта, бросились к оружию, но скоро обратились в бегство, укрываясь по дворам, в садах и темных углах станичных построек. Некоторые комиссары пробовали задержать бегущих солдат, но увы! спасения нет, всюду повстанцы! всюду смерть! Стрельба, крики, стоны, неразборчивые команды звучали сквозь сумрак зимней ночи. Комиссары бросились к телефону, чтобы уведомить соседние станицы о вспыхнувшем восстании, но были перебиты повстанцами, занявшими почтовые и телеграфные станции. С наступлением рассвета 26 февраля еще продолжались частичные схватки, но к 10 часам дня побоище было окончено. По окончании боя восставшими было захвачено: один миллион ружейных патронов, восемь орудий, несколько сот артиллерийских снарядов, винтовки, мотоциклеты, 50 пулеметов и пр. предметы, которые были редкой ценностью для повстанцев.
Уничтожив красных в Казанской, восставшие, в количестве 250 человек, двинулись на станицу Мигулинскую, лежавшую в 12 верстах от Казанской, захватывая сторожевые пункты наблюдателей. Комиссары Мигулинского исполкома, не зная о восстании казаков в Казанской, то и дело звонили по телефону в Казанскую, справляясь о положении, но восставшие неизменно отвечали: «Все спокойно!»
26 февраля, около 3 часов дня, на окраинах станицы Мигулинской послышалась редкая стрельба. Четыре конные сотни, подошедшие с хуторов – Дубровский, Варварин и Казанской, окружили станицу, наступая в центр и изредка открывая огонь из пулеметов.
Комиссары, встревоженные пулеметной стрельбой,
«Товарищи, спасайся!» – крикнул комиссар исполкома. Красные московские люди, охваченные паникой, бросились в казачьи дворы, вымаливая спасение у тех, у которых только что выворачивали душу и карманы. С испуганными лицами бегали красные из улицы в улицу с целью выскользнуть из осажденной станицы, но всюду натыкались на восставших, корчась в судорогах под острием штыка, шашек и прикладов.
Истребив мигулинский гарнизон, освободив обреченных на смерть, казаки отдельными отрядами, под командой выборных командиров, двинулись вперед, занимая впереди лежащие хутора по-станично, истребляя бродячие шайки красных. В ночь под 27 февраля конная сотня в составе 100 человек из казаков Солоновского, Решетовского и Чиганацкого хуторов, под командою подхорунжего Емельяна В. Ермакова14, выступила на Вешенскую с целью застать врасплох окружной ревком и трибунал. Главари же, комиссары Решетков, Рожков и др., пронюхали уже, что станицы Казанская и Мигулинская в руках восставших, что группа конных казаков наступает на Вешенскую со стороны реки Решетовки, в ту же ночь бежали в станицу Еланскую, оставив в занимаемых ими квартирах все ценности и даже личные вещи, не предупредивши об этом коменданта местного карательного отряда. Утром 27 февраля красный комендант округа, узнавши об исчезновении комиссара и чеки, сейчас же принял меры к обороне, для чего вызвал гарнизон, в котором насчитывалось 350 штыков при 12 пулеметах, и занял оборонительное положение. Ровно в 9 часов утра 27 февраля конница восставших казаков рассыпалась лавой и, прикрываясь песчаными буграми, таловыми кустарниками и бором молодой сосны, незаметно для противника окружила станицу с запада, севера и востока с расчетом, что разбитый противник бросится через Дон, где должен быть встречен базковской восставшей группой.
Приблизившись к станице, восставшие открыли редкий ружейный огонь со всех окраин, делая демонстративные перебежки из улицы в улицу для того, чтобы не дать возможности противнику учесть силы наступающих. Красные, занявшие оборонительное положение, открыли ружейный и пулеметный огонь по всем исходящим улицам. Огонь с каждой минутой усиливался, щелкали винтовки, тарахтели пулеметы, пули со свистом щелкали по крышам, камням, со звоном летели стекла окон, испуганные жители забирались в погреба и подвалы. Полурота красных, при двух пулеметах, удерживала северо-западную рощу для того, чтобы не дать возможности восставшим обойти станицу левым берегом Дона, но была сбита; отступая, оставили 2 пулемета. Комендант красного гарнизона, оказавшийся в опасном положении, командовал: «Товарищи, за мной!» – и все красные бросались в бегство через Дон; атакующие казаки из западной рощи и станицы расстреливали убегающих солдат перекрестным огнем. Нерешительность казаков базковской группы, не выступивших в условленное время, дала возможность красным укрыться в густой роще в займище.
Три главные станицы Верхне-Донского округа были очищены, необходимо было стремительным движением вперед уничтожить бегущие остатки красных и захватить военный склад в станице Каргиновской.
Конная группа красных казаков, которая выбивала красных из Вешенской, будучи всю ночь в холодной степи, оказалась не в состоянии преследовать красных, измученным лошадям и людям требовался хотя бы короткий отдых.
Того же 27 февраля была объявлена мобилизация, и нарочные помчались с приказом по хуторам. Я же, учитывая цену связи и объединения, телефонограммой № 1 подчинил себе военные отряды станиц Казанской и Мигулинской и приказал формировать боевые отряды на местах властью командиров действующих частей; держать прочную связь с соседними частями и не забывать про взаимную выручку в бою. Правобережные хутора станицы Вешенской, до которых еще не докатился красный террор, на призыв восставших отвечали нерешительно.
Положение осложнялось; появившиеся темные силы – наемные рабы красных, повели усиленную агитацию, нашептывая казакам, что борьба с Красной Армией бесполезна. Я, не дожидаясь результатов объявленной мобилизации, приказал хорунжему Х.В. Ермакову15 немедленно сорганизовать правобережный боевой отряд и ждать дальнейших указаний. Поддерживая боевой порыв авангардов, мне необходимо было выяснить окончательное решение тех казаков, которые объявили «нейтралитет»; я совместно с членами окружного и станичного советов Д. и Б.16 собрал публичное собрание, на котором объяснил те последствия, которые ожидают нас за нерешительность и трусость, и потребовал положительного ответа, причем произнес краткую речь такого приблизительно содержания: