Михаил Строгов
Шрифт:
— Они больше не ссыльные.
Наступила ночь. Из окон дворца видно было, как по ту сторону Ангары, в татарском лагере, сверкали бесчисленные огни. По реке шел лед. Течение Ангары было настолько сильно, что середина реки была почти совсем свободна. Весь лед прибивало к берегам, некоторые льдины наталкивались на сваи разведенных деревянных мостов и, зацепившись за них, застревали там.
Очевидно, городской голова был прав, говоря, что Ангара никогда сплошь не замерзает и что с этой стороны Иркутску нечего опасаться нападения татар.
Пробило
Великий князь только что хотел отпустить своих офицеров и удалиться в собственные покои, как у дворцового подъезда послышался шум.
Почти в ту же минуту дверь залы отворилась, вошел адъютант и, приблизившись к великому князю, сказал:
— Ваше высочество, приехал царский курьер.
ГЛАВА XIII. ЦАРСКИЙ КУРЬЕР
Вошел человек. У него был усталый, истомленный вид. На нем была старая, изорванная, местами простреленная пулями крестьянская одежда. Широкий, еще не успевший зажить шрам рассекал надвое его бледное злое лицо. Этот человек, по-видимому, совершил долгое и трудное путешествие. Его пыльная, истрепанная обувь свидетельствовала, что он шел долгое время пешком.
— Его высочество, великий князь! — вскричал он, входя в комнату.
Великий князь подошел к нему.
— Ты царский курьер? — спросил он.
— Да, ваше высочество.
— Откуда ты приехал?..
— Из Москвы.
— Когда ты выехал из Москвы?..
— Пятнадцатого июля.
— И тебя зовут?..
— Михаилом Строговым.
Это был Иван Огарев. Он взял имя и звание того, про кого думал, что погубил навеки. Начиная с великого князя его никто не знал в Иркутске, ему даже не нужно было изменять черты своего лица. А так как он мог подтвердить свои слова еще вещественными доказательствами, то никто не мог и сомневаться в его личности. И вот, поддерживаемый своей железной волей, он явился сюда, чтобы обманом и убийством ускорить развязку войны.
После ответа Ивана Огарева великий князь дал знак своим офицерам, чтобы они удалились. Аже-Михаил Строгов и великий князь остались одни в зале.
Великий князь в продолжение нескольких минут пристально смотрел на Ивана Огарева.
— Ты был пятнадцатого июля в Москве? — спросил он его наконец.
— Да, ваше высочество, и в ночь от четырнадцатого на пятнадцатое я видел его величество государя императора в Кремлевском дворце.
— У тебя есть письмо от царя?
— Вот оно.
Огарев подал великому князю царское письмо, сложенное почти в микроскопические кусочки.
— Это письмо было отдано тебе в таком виде? — спросил великий князь.
— Нет, ваше высочество, я сам разорвал конверт, чтобы лучше спрятать письмо от татар.
— Разве ты был у них в плену?
— Да, ваше высочество, я был в плену несколько дней, — отвечал Иван Огарев. — Вот почему хотя я и вышел из Москвы пятнадцатого июля, как это сказано в письме, но в Иркутск
Великий князь взял письмо. Он развернул его и увидел подпись царя и несколько слов, написанных его собственной рукою. Ни в подлинности этого письма, ни в подлинности самого курьера не могло быть больше никакого сомнения. Если зверское лицо этого последнего и возбудило вначале недоверие к нему великого князя, то теперь всякое недоверие должно было исчезнуть. Великий князь молчал. Он медленно читал письмо, как бы стараясь лучше проникнуть в его смысл.
— Михаил Строгов, — произнес он наконец, — ты знаешь содержание этого письма?
— Знаю, ваше высочество. Обстоятельства могли заставить меня уничтожить его, чтобы оно не попало в руки татарам, и тогда я должен был бы передать вашему высочеству его текст устно.
— Ты знаешь, что в этом письме нам приказывается скорее умереть в Иркутске, чем сдать его врагам?
— Я знаю это.
— А ты знаешь, что в этом письме имеются также распоряжения насчет наших войск, составленные с целью остановить движение татар?
— Да, ваше высочество, но эти распоряжения не имели успеха.
— Что хочешь ты этим сказать?
— Я хочу сказать, что Ишим, Омск и Томск, не говоря о других менее важных городах, один за другим были заняты солдатами Феофар-Хана.
— Но разве битва была? Разве наши казаки уже встречались с татарами?
— Несколько раз, ваше высочество.
— И их оттеснили?
— Их было недостаточное количество.
— Где произошли эти схватки, о которых ты говоришь?
— В Колывани, в Томске…
До сих пор Иван Огарев говорил только правду, но теперь, чтобы привести в замешательство осажденных города Иркутска, преувеличив победы, одержанные татарами над русскими, он прибавил:
— И третий раз под Красноярском.
— И эта последняя схватка?.. — спросил великий князь, стиснув зубы.
— Это была больше чем схватка, ваше высочество, — отвечал Огарев, — это была битва.
— Битва?!
— Двадцать тысяч русских, пришедших из пограничных губерний и из Тобольска, наткнулись на сто пятьдесят тысяч татар и, несмотря на свою храбрость, были истреблены.
— Ты лжешь! — вскричал великий князь, с трудом сдерживая свой гнев.
— Я говорю правду, ваше высочество, — холодно отвечал Иван Огарев.
— Я был очевидцем этой битвы при Красноярске, там меня и захватили в плен.
Великий князь успокоился и знаком дал понять Ивану Огареву, что он больше не сомневается в правдивости его слов.
— Какого числа была эта битва под Красноярском? — спросил он.
— Второго сентября.
— И теперь все татарские войска собрались вокруг Иркутска?
— Все.
— И сколько их будет, по-твоему?
— До четырехсот тысяч человек.
Это была новая выдумка Ивана Огарева, сказанная им с той же целью.