Михаил Васильевич Нестеров
Шрифт:
Художника интересовало только лицо человека, выражение его задумчивых глаз — внимательных, озаренных мыслью.
Портрет П. Д. Корина был во многом близок к этюду (о чем свидетельствует и его небольшой размер). Но Нестеров относился к нему серьезно, считая даже, что возьмется за портрет В. М. Васнецова только в том случае, если портрет П. Д. Корина ему удастся.
К этой же группе работ примыкает второй портрет дочери — Веры Михайловны, написанный художником позднее, в 1928 году (собрание В. М. Титовой, Москва). В апреле 1928 года Нестеров писал Дурылину: «М. В. мечтает летом написать портрет с его Веры. „Лирический портрет“» [154] . Нестеров решил изобразить свою дочь в парадном бледно-розовом платье, в одной из гостиных старого дома Хомяковых, превращенного в те годы в «Музей 1840-х годов».
154
Там
Портрет В. М. Титовой. 1928
Работа близка по мотиву к «Девушке у пруда», но отличается от нее как своим стремлением к парадности, так и большей эмоциональностью образа. Нестеров изображает свою модель в переходном состоянии. Руки, опущенные на разметавшееся платье, слишком напряжены и не могут быть долго в этом положении. Порывисто движение фигуры, но взгляд кажется погруженным в себя. Однако углубление в собственные мысли не длительно, оно мгновенно, как вздох, и скоро уступит место привычной оживленности. Фигура женщины помещена в самом центре картины, но голова ее изображена в профиль, и взгляд уходит за пределы полотна. Так же уходят за пределы картины, в сторону, противоположную движению, линии причудливого старинного дивана. Фрагментарность, разнообразное движение композиционных линий во многом определяют динамическую напряженность образа.
Опять, как и в двух предыдущих портретах, Нестерова интересует лишь мгновенное состояние человека, его временное душевное движение, но движение очень яркое и характерное для портретируемого. Казалось бы, эта работа по своему композиционному решению, если оставить в стороне момент собственно эстетический, мало отличается от женских парадных портретов Серова 900-х годов. Но Серов всегда стремился к всесторонней характеристике модели, к раскрытию многих ее качеств. Его взгляд на модель всегда был объективен и спокоен, его образы не заключали в себе такой эмоциональной активности. Глядя же на портрет В. М. Титовой, мы можем сказать лишь о данном, и единственном, душевном движении человека.
Все три рассмотренных нами портрета («Женский портрет», портреты П. Д. Корина, В. М. Титовой) изображают человека в интерьере. Значение его здесь сведено к чисто композиционному началу — интерьер не раскрывает образ модели, как, например, в портрете жены 1905 года. Однако это обращение Нестерова к интерьерному решению, то есть к изображению человека в замкнутом изолированном пространстве, говорит о стремлении художника сосредоточить все внимание только на изображаемом человеке, на раскрытии его внутреннего состояния, на раскрытии его характера.
Любопытно, что в других работах этого времени интерьер занимает уже более существенное место. Мы имеем в виду портреты А. Н. Северцова, С. И. Тютчевой и Н. И. Тютчева, сделанные в период 1925–1928 годов.
К образу А. Н. Северцова Нестеров обращался не в первый раз — к 1920 году относится рисунок, передающий пытливое, настороженное внимание энергичного человека. Весной 1925 года художник решил написать большой живописный портрет ученого (Академия наук СССР, Москва) [155] . Нестеров писал А. Н. Северцова в привычной для портретируемого обстановке, в его кабинете, где бывал сам художник, где они нередко беседовали о многом, что интересовало и связывало их в течение долгих лет. Северцов изображен в момент беседы. Ученый сидит в большом тяжелом кресле прямо перед зрителем и смотрит вперед внимательным, пристальным, холодноватым взором.
155
Портрет А. Н. Северцова был показан на выставке произведений Нестерова в 1947 году (ЦДРИ, Москва).
Портрет А. Н. Северцова. 1925
Художник, изображая Северцова в позе усталого человека, лишает его образ спокойствия. Нет спокойствия в нервных руках, одна из которых почти прижата к подлокотнику кресла; напряженная мысль читается в лице, во взгляде чуть скошенных в сторону глаз.
Большое место, сравнительно с предыдущими портретами, занимает
К этой работе весьма близки еще два портрета, написанные в 1928 году, С. И. Тютчевой и Н. И. Тютчева — внуков поэта.
Первоначально Нестеров задумал двойной портрет. Это было в начале 1927 года. Летом он приступил к работе.
Замысел художника был во многом продиктован желанием передать мысли и чувства, волновавшие его при посещении старой усадьбы Мураново. Нестеров любил там бывать, писал неоднократно этюды парка, деревни, пруда (собрание К. В. Пигарева, Москва).
В 1927 году в книге записей музея он писал: «В Муранове я не первый раз. Оно поражает меня тем, что все в нем живет, все дышит подлинной жизнью. Люди, творившие здесь большое культурное дело: поэты, писатели, публицисты — Тютчев, Баратынский, Аксаков, — все они, так любившие свою родину, еще здесь, еще с нами. Как все это хорошо, как волнительно! Будем же признательны всем тем, кто так заботливо, умело охранял былое Мураново» [156] .
156
Цит. по кн.: С. Н. Дурылин. Нестеров-портретист. М.—Л., «Искусство», 1949, стр. 120.
Парный портрет внуков замечательного поэта Тютчева, видимо, должен был воплощать воспоминания о прошлом, которые рождались у человека, побывавшего в этих местах, глубоко связанных с духовной культурой русской нации.
Стремление Нестерова к двойному портрету С. И. и Н. И. Тютчевых продиктовано прежде всего желанием выразить видимые им духовные связи прошлого и настоящего в русской культуре, передать преемственность, увидеть в настоящем черты прошлого.
Двойной портрет Тютчевых по своему общему замыслу, видимо, в какой-то степени должен был стать исключением в ряде работ 20-х годов. Но он не получился, не получился прежде всего потому, что Нестеров не мог уже, как прежде, во имя вынашиваемой им идеи отойти от конкретной натуры, от индивидуальных характеров и духовной направленности людей, подчинив их своей концепции.
Очень характерным в этом отношении представляется высказывание Н. И. Тютчева: «Зная проницательность М. В. и его умение и стремление выявлять в портретах внутренний облик тех, кого он пишет, я был в некотором недоумении, отчего он выбрал для двойного портрета мою старшую сестру и меня. Дело в том, что мы с сестрой мало имеем общего и в характере, и во вкусах, и в интересах, и во взглядах на многое, — и мне казалось, что такой двойной портрет будет неестественен и не будет иметь внутренней связи… Портрет моей сестры сразу удался, и сам М. В. был им доволен: не так было со мной» [157] .
157
Там же, стр. 121–122.
Творческая неудача художника продиктовала не отказ от портрета вообще, а желание написать два разных.
Сначала, видимо для того чтобы все же воплотить свою первоначальную идею, Нестеров принялся за портрет С. И. Тютчевой (1927–1928; Горьковский художественный музей) [158] , образ которой, по мнению художника, наиболее соответствовал его первоначальному замыслу. Эта работа и по композиции и по своему замыслу близка, казалось бы, к дореволюционным портретам. Элегическая сосредоточенность, состояние углубленного покоя и одинокого раздумья — вот основной эмоциональный строй портрета. Его прекрасно определил сам Нестеров в письме к С. Н. Дурылину: «Софья Ивановна — теперь в одиночестве на фоне мурановской деревни.
158
Портрет С. И. Тютчевой был показан на выставке произведений Нестерова в 1935 году (Музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина, Москва).