Мика и Альфред
Шрифт:
И обхождение — нежное, без привычного матерка, без непонятных блатных словечек. Уважительное — ресторанчик в парке, кафе в Оперном театре. И воровская таинственность, и подарочки маленькие, но очень ценные — часики золотые, колечко старинное с драгоценным камушком… Хоть и понимала Лилька, что не купленное это, а краденое, все равно любила Лаврика всей душой и, конечно, самое главное, всем своим молодым и крепким телом! Потому как Лаврик был не скаковой жеребец пополам с ненасытным кобелем вроде «бати» из Гурьева, а ласковый и внимательный к ейным чувствам и желаниям, очень чуткий, молодой и тоже очень крепкий человек!..
Жутко
Но, что уж совсем невероятно, Лаврик помогал Лильке по хозяйству, как мог. Даже когда нужно было починить обвалившийся угол саманного забора, по-ихнему, по-казахскому — «дувала», так Лаврик сам саман готовил! Сам вырыл в саду ямку глубиной с полметра, величиною с кухонный стол, навел там глину и давай ее месить босыми ногами. Лилька только успевала рубленую солому ему под ноги подсыпать!..
Лаврик все это до седьмого пота давил и перемешивал. А иначе как саман сделаешь? Только потом, до полного изнурения. Но чтобы мужик в этих краях саман на обмазку дома или починку дувала сам готовил — неслыханно! По здешним законам саман — дело бабское. Надрываются, как лошади в пахоту, месячные у них вразнобой начинают идти, а то и вовсе прекращаются, и теряет баба способность ребеночка родить, а потом мужик ее за волосы таскает — дескать, ты, стерва бесплодная!.. И к другой уходит. Нет того чтобы самому саман-то перемесить, не подвергать женщину таким мучениям…
Недавно вернулись они с Мишкой из «командировки», Лаврик положил перед Лилькой много денег на стол, самыми большими купюрами, пачка толщиной с его любимого «Дон Кихота», и говорит Лильке:
— Кисуля, ты эти денежки не прячь… Купи чего-нибудь, как говорится, для дома, для семьи. Может, чего из мебелишки, Лилек, а? Мишаня вон на какой продавленной кушетке у нас спит. А ему хорошенько отдыхать надо… Купи ему диван хороший. Да пошире — мало ли кто ему под бочок подкатится. И не торгуйся. Людям и так жить тошно. А если они с тебя лишнюю стоху снимут — им в радость, а нам не в убыток. Надо будет больше — скажи. Какие вопросы?!
Только одно в Лаврике ей не нравилось. Уж больно много читает. Это же просто свихнуться можно. Чуть свободная минутка — за книжку, а потом с Мишкой про эту книгу разговоры разговаривают, спорят. Мишка ему чего-то доказывает, Лаврик кипятится…
Лилька попробовала раз почитать какую-то Лаврикову книгу — на третьей странице голова разболелась. То ли дело патефончик. Заведешь, пластиночку поставишь, а оттуда:
«… И тогда с потухшей елкиТихо спрыгнул ангел желтыйИ сказал: «Маэстро бедный,Вы устали, вы больны…Говорят, что вы в притонахПо ночам поете танго…»Кстати, Лилька его недавно на базаре видела. Ну, этого, который с пластинки про ангела поет… Опять же Лаврик ей его показал. Такой умный — все знает!
Лаврик и вправду знал многое и многих.
С самого начала союза
Вот тут ему однажды совершенно неожиданно очень помог Мика. В Чимкенте он как-то задумчиво постоял около дома, куда они собирались «скок залепить», а потом, обедая в привокзальной столовке, взял и нарисовал всю квартиру начальника транспортного отдела местного горисполкома — первостатейного и очень богатого жулика.
То есть сделал самый настоящий план уютного начальственного гнезда. С точным расположением комнат, с местами захоронения ценностей, со входами и выходами и с «черной» лестницей, о существовании которой не знали даже домочадцы начальника. Он ее соорудил, когда семья была летом на Иссык-Куле. Чтобы никто с улицы не видел, кто в сумерках к нему приходит — баба или «нужный человечек» с «сармаком». Со взяткой. Если переводить с южно-блатнякового. Нужно было только шкаф в детской отодвинуть в сторонку — за ним сразу дверь на потайную лестницу. А дальше длинный-длинный проход по заброшенной водопроводной штольне — аж на другую улицу!
Всех четверых, которые это строили, начальник чимкентского транспорта благополучно сдал на фронт. Чтобы языком зря не трепали. Троих вот уже убили. Авось и четвертого шлепнут. Война теперь, видать, не скоро кончится…
И когда Лаврик с Микой именно этим тайным путем попали в «хату», то еле в себя пришли — так Мика все точнехонько нарисовал! Будто родился и вырос в этой квартире. Причем удивление Мики было ничуть не меньшим удивления Лаврика.
— Странно, да?… — потом говорил Мика Лаврику. — Я ведь только представил себе, как может жить этот жлоб. И мне почему-то все стало так ясно…
Благодаря этому плану находились в квартире начальника транспортного отдела всего минут десять, днем, когда начальник, отвечая на государственный вопрос «А чем ты помог фронту?», метал громы и молнии в своем служебном кабинете, а жена с разведенной дочкой и внуками отоваривалась в закрытом исполкомовском распределителе.
Зато взяли столько, сколько нормальному человеку за сто лет не заработать!
— Хочу быть начальником транспортного отдела, — усмехнулся Лаврик, аккуратно укладывая в обычный солдатский вещмешок деньги и золото, добытые хозяином квартиры при тяжелой, тщательной и опасной разработке богатейших природных недр своего отдела.
Мика не ответил на шутку. Голова побаливала, вялость разливалась по всему телу. Все как всегда, когда Мика сталкивался с необъяснимыми странностями проявления своей психики.
Если же Лаврик в силу своего опыта и воровского таланта был естественным лидером в этом двуумвирате, то и Мика не ограничивался лишь исполнительскими функциями с достойным применением своих спортивных способностей — мгновенно забраться на крышу пятиэтажного дома, перепрыгнуть на балкон с толстой ветки дерева, так удобно затеняющего окна квартиры от палящего казахстанского солнца, и подобные штуки, которые Лаврик очень высоко ценил в Мике. И всячески поощрял занятия Мики в секции гимнастики при Казахском государственном медицинском институте, когда они отсиживались после своих «командировок» под ласковой крышей Лильки Хохловой…