Мика
Шрифт:
Я уже почти вернулась к Мике. Почти обошла весь круг, будто мое тело шло без моего участия, пока разум пытался разобраться в дюжине потоков различных сенсорных сигналов. Такие моменты заставляли меня куда лучше понимать собак, глухих из-за носа. Это не значит, что уши у них не работают, но нос работает настолько сильнее, что ничего не имеет значения, кроме запахов. Запах следа, по которому ты идешь. Что это, где это, можно ли это поймать, можно ли это сожрать?
– Анита?
Мика сделал интонацию вопросительной, будто знал, что я ощущаю. Ну конечно, это же его обоняние
Сердце у меня билось в горле, пульс звенел от прилива адреналина. Поглядев на землю, я увидела, что лишь несколько капель осталось до завершения круга.
Но я совершенно не была сосредоточена. Мне случалось обводить круг просто обнаженным клинком и собственной волей. Достаточно ли будет крови, если я прошла на автопилоте? Что ж, у нас в буквальном смысле есть только один способ выяснить.
Капая кровью с ножа, я сделала последние несколько шагов, последний шаг, но лишь в последней капле крови Мики держалась сила, подобная жаркому дыханию огромного зверя. Сила нахлынула на меня, затопила, растеклась в ночь, когда упала эта капля.
У меня возникло чувство, как бывает в отчаянных ситуациях, когда время вдруг замедляется, и мир застывает резкими гранями, будто вырезан из горного хрусталя. До боли реален и набит острыми углами.
В этот момент хрустальной ясности я сообразила, что никогда раньше не обводила круг силы кровью оборотня, а в тот единственный раз, когда воспользовалась кровью вампира, магия совершенно сорвалась с цепи и много чего натворила. Но тот вампир умер, когда надо было завершить круг. А Мика жив. Жертвы не было, была только кровь, но с точки зрения магии между этими двумя понятиями не такая большая разница, как хочется верить. Порез – это тоже маленькая смерть.
Было так, как если бы круг силы стал сосудом, и магия полилась в него, сдерживаемая в его тесной емкости. С тем случайно убитым вампиром сила эта была некромантией. А эта была теплее – я будто тонула в ванне, такой горячей, теплой, живой. И воздух оживился силой. Она ползла у меня по коже, горела на мне, и я вскрикнула.
Мика отозвался эхом.
Я повернулась в горячем воздухе и увидела, что он рухнул на колени. Он никогда не бывал в завершенном круге силы. Конечно, я тоже никогда не бывала в круге, когда поднималась сила такого рода, какой-то гибрид между холодом могилы и жаром ликантропа. Вот что было не так с того самого момента, как я вошла на кладбище. Вот почему мертвецы казались активнее, чем им следовало быть. Да, моя некромантия усиливается, но именно связь с Микой породила этот шепот мертвецов, струящийся по коже, близость Мики заставила мертвецов казаться "живее", чем они когда-либо бывали.
И сейчас мы тонули в этой живой силе. Воздух в круге становился тяжелее, гуще, становился вязким, будто и не воздух, а какая-то пластмасса, которой нельзя дышать. Каждый вдох давался с боем, будто воздух хотел меня раздавить. Я упала на колени прямо на могилу и вдруг поняла, что со всей этой силой делать.
Погрузив руки в мягкую, взрытую землю, я призвала Эмметта Лероя Роуза из его могилы. Я попыталась выкрикнуть его имя, но слишком густ был
Земля подо мной дернулась, как шкура лошади, на которую села муха, и я ощутила под собой Эмметта. Ощутила разлагающееся тело в гробу, внутри металла его свода, под шестью футами земли, и это было не важно. Я его позвала, и он пришел.
Он пришел, как ныряльщик, всплывающий из глубокой, темной воды. Он тянулся ко мне, и я погрузила руки в шевелящуюся землю. Всегда до того я стояла на могиле, но никогда – в ней. Никогда не прикасалась голой кожей к могиле, когда земля шевелилась так, как никогда не положено шевелиться земле.
Я знала, что касаюсь земли, но она не ощущалась как земля. Она была теплее, похожа на густую жидкость, и все же жидкостью не была. Как будто земля под моими руками стала отчасти жидкостью, отчасти воздухом, и мои руки до невозможности ушли вниз, сквозь кажущуюся твердой землю, пока чьи-то пальцы не коснулись моих. Я схватилась за них, как хватают утопающего.
И эти руки ухватились за меня с той же отчаянной силой, будто они уже пропали, и мое прикосновение – единственное, что осталось твердым в жидком мире.
Я вытащила руки из этой засасывающей, жидкой, воздушной земли, но что-то толкало, пока я тянула. Какая-то сила, какая-то магия подталкивала зомби, которого я тянула из могилы.
Он вылетел наверх взрывом земли и энергии. Некоторые зомби из могил выползают, но другие, особенно последнее время, вдруг просто встают на могиле. Этот – стоял, и его пальцы были все еще переплетены с моими. У него не было пульса, не билась в нем жизнь, но он смотрел на меня сверху вниз, и что-то было в этих темных глазах – что-то больше того, что там должно было быть.
Это был разум и сила личности, которых не должно было быть, пока я не смазала ему рот кровью. Мертвые не говорят без помощи живых – того или иного рода помощи.
Он был высок, широкоплеч, и кожа у него была цвета хорошего густого шоколада. И улыбался он мне, как не должен был бы улыбаться зомби, еще не отведавший крови.
Я поглядела на свои руки, еще держащие его, и поняла, что они были покрыты кровью Мики, когда я сунула их в землю. В этом было дело? И этого хватило?
Слышались голоса, восклицания, вздохи, но все это было далеко и куда менее реально, чем мертвец, держащий меня за руки. Я знала, что он будет очень живым, потому что силы было немерено. Но даже для меня единственным признаком мертвеца было отсутствие пульса. Даже по моим стандартам работа была отличная.
– Эмметт Лерой Роуз, можешь ли ты говорить? – спросила я.
Сальвия тут же перебил:
– Маршал, это совершенно против правил! Мы не были готовы, чтобы вы подняли мистера Роуза из могилы.
– Мы были готовы, – возразил Лабан, – потому что все мы хотим вернуться домой до рассвета.
Голова Роуза медленно повернулась на голос Сальвии, и первыми его словами были такие:
– Артур, это ты?
Сальвия со своим протестом заткнулся на полуслове. Глаза так вылезли из орбит, что белки блестели.