Микеланджело
Шрифт:
— А ваше мненье, мастер? — спросила герцогиня, не сознавая, что задела самую больную струну. — Вам видней.
Вынужденный дать ответ, он заговорил, волнуясь и не спуская глаз с маркизы Колонна, в которой, сам не зная почему, вдруг ощутил в самом её облике, благородной осанке и проникновенно звучащем голосе родственную душу.
— Моя Флоренция себе на горе отвергла лучшего из сыновей. Поборник вольности попал в опалу за то, что был ко лжи непримирим. Но он остался верен идеалу.
—
При этих словах у Микеланджело возникло желание подойти к маркизе и поцеловать ей руку, но он сдержался.
— Чем новым вы порадуете Рим? — спросила Джулия Гонзага.
— В Сикстине занят я с начала лета.
— Но в тайне тема нового труда? — не унималась дотошная герцогиня.
— Помилуйте, да в этом нет секрета! — удивился Микеланджело. — Пишу я сцены «Страшного суда».
Самодовольную улыбку на лице кардинала сменило удивление:
— И вы, послушный папскому веленью, взялись инакомыслие судить?
— Грешно судить людей за убежденья, — с вызовом ответил Микеланджело. — Над подлостью я буду суд вершить.
— «Да не суди и будешь несудимым», — не отставал кардинал. — Не забывайте заповедь сию.
— Так, значит, оставаться к злу терпимым, — ответил, всё более распаляясь, Микеланджело, — и ложью совесть усыплять свою?
С вниманием следя за спором, Колонна решила немного остудить пыл поразившего её с первого взгляда мастера и тихо промолвила:
— Зло одолеть возможно лишь смиреньем, и в нём обрящете себе оплот.
Микеланджело вздрогнул, вспомнив друзей, павших за республику.
— Мне с чужеземным свыкнуться вторженьем, под чьей пятою стонет весь народ?
Он остановился, чтобы перевести дыхание.
— Преступно в наше время быть бесстрастным пред диким мракобесием в стране. Я не могу остаться безучастным — дух итальянца жив ещё во мне.
— Наш долг прощать, — заметил менторским тоном Пол, — терпеть и жить примерно…
Нет, этот любующийся собой англичанин начал его сильно раздражать, и он резко прервал его наставления:
— …чтоб вашим проповедям вторить в лад о том, что догмы церкви вечны, ибо верны? Неправы вы, и спорен постулат!
— На аксиомах зиждется доктрина! — чуть не фальцетом взвизгнул кардинал в ответ.
— И теоремы надобны уму, — не унимался возбуждённый Микеланджело. — А человеку, коль он не скотина, дойти до сути должно самому. Все разговоры о смиренье духа для слабых как спасительный дурман. Повсюду горе, нищета, разруха. Кому же выгоден такой обман?
Его вопрос повис в воздухе, и все молчали. Затянувшуюся паузу прервала Виттория Колонна:
— Но кто докажет ваши теоремы?
—
Видя, как мастер возбуждён, и желая прекратить спор, кардинал предложил примирительным тоном:
— Пред нами, мастер, общая тропа евангельских заветов и традиций.
Но Микеланджело не принял посыл к примирению.
— Риторика воистину слепа, коль вынуждает жить в плену амбиций. Не церковь — души надо возвышать и рабство из сознанья рвать с корнями!
Видимо, осознав, что ершистого собеседника не пронять привычными доводами, Пол решил повернуть разговор на другую тему.
— Мы Божьим словом будем утверждать, а вы своими славными делами. Согласно действуя, пожнём успех.
— Искусством я добился очень мало, — с грустью в голосе признал Микеланджело. — Мне, кроме боли, нет иных утех. Республика в бою неравном пала, а я, избегнув казни, стражду здесь и от отчаяния впал в унылость.
Искренность мастера и боль, прозвучавшая в его словах, тронули маркизу Колонна.
— Но вам порукой вдохновенный труд и гений ваш. А Ватикана милость, поверьте, до добра не доведёт.
— Не вырваться из цепкого капкана, — глядя в пустоту, тоскливо произнёс Микеланджело. — А с Павлом я не ведаю забот — работаю покамест без изъяна.
Кардинал решил слегка заинтриговать несколько сникшего духом мастера.
— Пикантная о папе новость есть: с ним император Карл в родство вступает.
— От вас впервые слышу эту весть, хотя она меня не занимает.
— Напрасно, — с ехидцей промолвил кардинал. — Папой Павлом движет страсть, и преисполнен целей он корыстных, чтоб во Флоренции упрочить власть и Медичи, и всех их присных.
Микеланджело от неожиданности насторожился и с удивлением в упор посмотрел на коварного прелата.
— Не сразу я сумел вас распознать. Вы, вижу, мастер сыпать соль на раны и на больных струнах души играть! Циничны ваши дьявольские планы. Вам, чужестранцу, что до наших бед?
Почуяв неладное, молчавший до сих пор Дель Риччо, никак не ожидавший, что разговор примет такой оборот, решительно встал между разъярённым мастером и смутившимся кардиналом, пытаясь как-то сгладить создавшуюся нервозную обстановку.
— Оставим этот разговор, синьоры! Вы поступаете себе во вред.
— Я здесь не вижу повода для ссоры, — сказал Пол, опасливо отойдя в сторону. — Одумайтесь, мой сын — вот вам совет.
Микеланджело рассмеялся:
— Да полноте! Мы не в исповедальне — держите наставленья про запас.