Миклухо-Маклай
Шрифт:
И внезапно Геккель рассмеялся: Миклухо-Маклай и Фоль сидели с открытыми по-рыбьи ртами — они не верили собственным ушам! Африка, Ливингстон…
— Ну, может быть, не в глубь Африки, а, предположим, в Марокко или на Канарские острова, — поправился Геккель, — Что вы скажете на это?
— Мы зарекомендуем себя! — вырвалось у Фоля.
— А вы не боитесь тамошних блох? Не смейтесь, господа. Канарские блохи — это подлинный бич божий. Блохи, клопы, тараканы, мухи, комары… Впрочем, мы увлеклись деловыми разговорами: Марта уже делает знаки — обед остынет. Прошу к столу!
Опасения
В июле 1866 года Миклухо-Маклаю исполнилось двадцать лет. Теперь он мало походил на того юношу, который два года назад прибыл в Германию: отпустил роскошную бороду, даже более роскошную, чем у Геккеля; и без того пышная шевелюра на голове Маклая разрослась еще больше и сияла медным блеском. Несмотря на голодную жизнь, он сильно возмужал и окреп.
Перед поездкой на Канарские острова он гостил несколько дней у Германа Фоля в Женеве.
НАЧАЛО СТРАНСТВИЙ
Геккель был прав: канарские блохи могли свести с ума самого закаленного человека. Эти скачущие твари залезали в уши, в ноздри, под нижнее белье. Тело зудело, как от крапивы. Эрнст Геккель самолично убил за один месяц шесть тысяч блох! С немецкой пунктуальностью каждое утро он подводил итог охоты на блох, клопов, тараканов и делал пометки в своей записной книжке.
Канарские острова… Только благодаря счастливой случайности удалось так быстро добраться сюда. На Мадейре путешественники задержались ненадолго: в Фунчал совершенно случайно зашел прусский крейсер «Ниоба», направлявшийся в Гавану. Командир корабля охотно согласился высадить натуралистов на острове Тенериф.
— Нужно уметь управлять случайностями, и тогда они к вашим услугам, — изрек Геккель.
Океан, вулканические острова с их кокосовыми и финиковыми пальмами, белая, словно призрачная, пирамида Пико-де-Тейде… Когда вам всего-навсего двадцать лет, когда позади остались душные аудитории и кабинеты, лекции, конспекты и убогая затворническая жизнь, и небо и океан кажутся особенно солнечными, праздничными.
Научившийся скрывать свои чувства Миклухо-Маклай молча переживал свой восторг, свою острую влюбленность в этот красочный, такой солнечный мир.
— Завтра мы совершим восхождение на Тенерифский пик, — сказал Геккель. — К счастью, и у Фоля и у вас уже есть основательная подготовка к подобным предприятиям.
Буднично, деловито. Как будто само собой разумеется, что всякий очутившийся на острове Тенериф обязан совершить восхождение на эту знаменитую вершину Пико-де-Тейде, поднимающуюся над океаном на 3 718 метров.
В тот же день они отправились из Санта-Крус через Ла-Лагуну в Ла-Оротаву.
В проводники вызвался веселый, уже довольно пожилой испанец с плутоватыми глазами и нагловатой улыбкой профессионального вора. Он был черен, как головешка, только поблескивали белки глаз. Носил испанец потертую бархатную куртку, такие же
— Можете, профессор, проститься со своими денежками, — сказал приват-доцент из Бонна Греф.
— Похоже на то, — согласился Геккель. — С этими пройдохами нужно рассчитываться в конце.
Греф заговорил с испанцем. Тот внезапно помрачнел, гордо выпрямился, топнул ногой и швырнул деньги на землю:
— Tengo una palabra!
— Что он сказал? — спросил Николай.
— Он говорит: «Всегда держу свое слово!» Он, видите ли, потомок древних гуанчей и не терпит унижения.
— Tengo una palabra… — задумчиво повторил Миклухо-Маклай. — Это звучит, как девиз.
Смущенный Геккель подобрал монеты и снова передал их проводнику. Тот удовлетворенно улыбнулся и, помахав рукой, скрылся за углом.
Николай почему-то проникся доверием к проводнику и не сомневался, что тот явится в назначенный час. И в самом деле, испанец сдержал свое слово.
25 ноября 1866 года началось утомительное восхождение на Тенерифский пик, покрытый в это время снегом.
И Николай Миклухо-Маклай ощутил блаженный холод высоты. Он стоял на окаменевшей лаве, а внизу простирался океан, темный, как деготь. На юго-востоке поднимались скалистые берега острова Гран-Канария. И только берегов Сахары ему не удалось увидеть — даль была затянута фиолетовой дымкой.
Теперь, когда это свершилось, он мог с полным правом назвать себя путешественником. Этого уже не вычеркнешь из жизни, это произошло… Может быть, именно здесь, у Ледяной пещеры, стоял Гумбольдт и, полный восторга ощущения свободы, взирал на океан…
И лишь на Лансароте, куда натуралисты переправились на паруснике, восторг Миклухо-Маклая сменился унынием. Есть же на земле столь пустынные места: ни кустика, ни ручейка! Цепь вулканических кратеров, темные лавовые потоки.
Ему поручено заниматься губками и рыбами. Прежде чем перейти к изучению человека, исследователь обязан заглянуть в самый фундамент органической жизни. Низшими представителями многоклеточных животных являются губки. Это довольно странные организмы. Они ведут сидячий образ жизни. Не имеют нервной ткани, клетки их тела независимы друг от друга.
Миклухо-Маклай кладет на ладонь грушеобразный комочек жизни размером в два-три сантиметра и пытливо разглядывает его.
Черт возьми, они очень приспособлены к своей среде, эти комочки! Они почти бессмертны. Если губку протереть через сито, то это еще не значит, что вы ее уничтожили. Опустите полученную массу в морскую воду — пройдет не так уж много времени, и из этой кашицы образуется новая губка. Тут есть над чем призадуматься. Губки живут, усваивают пищу, размножаются. Кстати, размножаются двумя способами: половым и почкообразованием. Они образуют на дне моря колонии, напоминающие разветвленные деревца самой различной окраски: медно-красные, сернисто-желтые, белые, голубые. Губка легко восстанавливает утраченные части.