Миклухо-Маклай
Шрифт:
И вот он идет, окруженный огромной толпой папуасов, по тропе. Опять гремят барумы. Свет бамбуковых факелов озаряет джунгли, причудливую путаницу лиан и листьев.
— Маклай идет! Маклай идет!.. Маклай — хороший-хороший человек!..
На площадке между хижин, кокосовых пальм и кустов китайской розы собралось человек пятьсот-семьсот обоего пола. Все были разукрашены по-праздничному белыми и красными полосами. Каждый постарался воткнуть в волосы самые яркие перья и цветы. Посредине площадки высились кучи кокосов, саго; здесь же лежали свиньи, привязанные ротангами к бамбуковым палкам.
Маклая усадили на почетное место. Начался ай. Танцоры
И снова повторилась знакомая сцена. Тамо-русса усердно просили остаться, обещая делать все, что он потребует. Снова старики обещали выстроить в каждой деревне по хижине, дать много еды и по жене для хозяйства. Маклай может поочередно жить в каждой деревне. Целая процессия красивейших девушек прошла перед Маклаем. И только одна стояла в стороне, обхватив ствол кокосовой пальмы. Она не отрывала печального взгляда от тамо-русса. Маклай узнал ее и доброжелательно улыбнулся. «Дочь Кума… Ее, кажется, зовут Саломея или же Коллоль… На имена и на даты у меня плохая память, — подумал он. — Ты ступай, Маклаю женщин не нужно…»
Прощальный ай так утомил ученого, а ноги, покрытые ранами, так опухли, что папуасам пришлось устроить носилки. Тамо-русс был доставлен на клипер, где его раны были обмыты и перевязаны. Сюда же перевезли на пирогах подарки. Папуасы, отважившиеся подняться на палубу, с любопытством разглядывали каждую вещь. Пушки их пугали. Они цеплялись за Маклая и просились домой. «О Маклай, о Маклай…» — стонали они. Чтобы их успокоить, ученый обвязался веревкой, вручив оба конца туземцам. Так и ходили они, связанные одной веревочкой. Не машины, не зеркала и фортепиано произвели впечатление на папуасов, — больше всего их заинтересовали два бычка, взятые в качестве живой провизии для команды. Они все время просили показать «большую русскую свинью с зубами на голове», которая называется «бик».
— Тамо хотели бы получить одного в подарок, — сказал Туй.
— Когда я вернусь, то обязательно привезу быка, — пообещал Маклай.
По приказанию командира клипера на самое толстое дерево в Гарагаси была прибита медная доска с вырезанной надписью: «Витязь. Сент. 1871. Миклухо-Маклай. Изумруд. Дек. 1872». Таль Маклая был перевезен на палубу корабля.
Ульсон, очутившись в привычной обстановке, сразу же ожил и с чувством собственного превосходства посматривал на окружающих, в глазах которых он должен был выглядеть героем и мучеником во имя науки.
Офицер А. Ракович записал в свою тетрадь: «Астролябцы редко предлагали что-нибудь для мены, а если и приносили, то плохие вещи, требуя нынешний раз взамен более ценные вещи, как-то: топор, нож, бутылки; они произносили эти слова по-русски, как их научил Маклай. Видно было, что они уже успели убедиться в превосходстве этих инструментов перед костяными и каменными. На бусы и на другие безделушки не обращали вовсе внимания. Собственный опыт и указания Маклая многому научили дикарей, и они даже определили сравнительную ценность многих вещей: так, знали, что топор дороже ножа, нож — бутылки. Значительно изменились и их отношения к нам; они стали доверчивее и, не опасаясь с нашей стороны грабежа и насилия, дозволяли нам видеть своих женщин, не почитая нас за богов или за сверхъестественные существа, не делали жертвоприношений и подарков».
24 декабря 1872 года клипер «Изумруд» развел пары и поднял якорь. Около корабля с самого рассвета сновали разукрашенные пироги. Весь берег был усеян туземцами. Когда Маклай вышел на палубу, толпа пришла в движение.
— Эме-ме, э-аба!..
И столько тоски было в этих криках, что ученый невольно ощутил дрожь во всем теле. На том месте, где еще день назад находился таль Маклая, прислонившись к дереву, стоял старый Туй. Голова его была низко опущена. Миклухо-Маклай узнавал знакомые лица. Коды-Боро, Кум, Дигу, Корой, Бонем, Дягусли, Авель, Ален, Туре, Олум, Боге, Бугай, Асель, Сагам, Саул, Лако… Все это были друзья, верные друзья… А ведь совсем недавно они совали в рот Маклаю острия копий, разжимали ими зубы или же потешались, пуская стрелы над головой ученого.
Когда корабль стал удаляться от берега, одновременно во всех деревнях раздались удары барумов, возвещавшие всем, что «человек с Луны» покинул «берег Маклая».
— Эме-ме, э-аба!..
Только быстрокрылые пироги еще долго провожали клипер. Вот из солнечной пены, из-за темно-синей волны вынырнула маленькая лодочка. Гребцы старались изо всех сил. На носу лодки стояла тоненькая смуглая девушка, руки ее были протянуты к уходящему кораблю…
«МОИМ ПУТЕШЕСТВИЯМ Я НЕ ПРЕДВИЖУ КОНЦА…»
Газеты «похоронили» Маклая, они же и «воскресили» его. Слава о русском ученом, прожившем пятнадцать месяцев среди каннибалов Новой Гвинеи, с быстротой птицы перелетала с архипелага на архипелаг, с материка на материк. Он стал известен в Австралии, в Индонезии, в Малакке, — в Китае, в Англии, Голландии и, конечно же, в России.
Все с нетерпением ждали его возвращения в Европу. Всюду его встречали с почетом, старались познакомиться с ним. Генерал-губернатор Нидерландской Индии Джемс Лаудон прислал Николаю Николаевичу специальное приглашение посетить Яву и погостить во дворце в Бейтензорге. В Кантоне Миклухо-Маклай принял вице-короля кантонского, который пожелал увидеть знаменитого натуралиста. Султан Тидорский решил почтить «султана Маклая из Новой Гвинеи» и назвал в честь его только что родившегося первенца наследного принца Маклаем. Больше недели гостил ученый во дворце султана. Последний был так растроган, что вынудил высокого гостя принять в подарок маленького папуасенка Ахмата.
— У него есть родные? — спросил Маклай.
— У меня никого нет, — бойко отвечал Ахмат. — Я хочу, чтобы ты стал моим отцом. Здесь меня часто наказывают за шалости, и я хочу убежать.
Так Маклай обзавелся «сыном», или, вернее, маленьким, преданным другом: «Я получил Ахмата, 11- или 12-летнего папуаса, от султана Тидорского в январе этого года. Пробыв около 4 месяцев на клипере «Изумруд», он выучился говорить по-русски, и на этом языке мы объясняемся. Ахмат сметливый, непослушный, но добрый мальчик, который делает усердно и старательно то, что ему нравится делать, но убегает и скрывается, как только работа ему не по вкусу».
Нет, пока что Миклухо-Маклай не собирался возвращаться в Европу, так как не хотел останавливаться на полдороге в своих научных исканиях. Не так-то легко будет потом вырваться в эти края!.. Он замышлял уже в этом году предпринять вторую экспедицию на Новую Гвинею.
«…Но неужели вы захотели бы, чтобы я бросил начатое, чтобы оправдалось мнение многих: русский человек хорошо начинает, но у него не хватает выдержанности, чтобы так же кончить?… — написал он матери. Он был всецело во власти тех высоких задач, которые только один мог решить с успехом. — Я здоров и готов на все, что потребуется для новых путешествий и исследований».