Миколавна и 'Милосердия'
Шрифт:
Тетка Дуня же словно век земли не видала:
– Поздней капусты посажу...
– Помидоры семечками...
– взахлеб спрашивала ли, извещала она Миколавну.
– Сажай. Меньше мыкаться будешь.
– Сажай. Может, прищемишь хвост.
Тетку Дуню торопило время - месяц июль и словно молодой азарт поджигал: наверстать упущенное.
На пустой земле уже поднялась, крепко укоренясь, сочная лебеда, жиловатая
– Баклажанов... На зиму закрутить.
– Картошки... Она успеет...
А нынешнее лето - сухое, знойное. Термометры день ото дня стараются: тридцать четыре да тридцать пять. Это - в тени. На солнце и вовсе пекло.Тетке Дуне и жара не помеха. Шлеп да шлеп калошами. За неделю она вовсе высохла, почернела и сделалась словно галка.
Дети стали ругаться:
– Тебе это надо? Годы свои хоть считаешь?
– Земля-то гуляет, - вначале оправдывалась она.
– Помаленьку копаюсь. Что мне, перину мять?
– А потом на приступ пошла: - Жалельщики! Сами зимой летите три раза на дню: "Ой, мама, томату дай... Ой, мама, у тебя огурцы расхорошие". Дай да дай.
Дети от нее отступились, а Миколавна ругается:
– Милосердия называется... Огородница... Проскакала - и нет ее. Ни здравствуй, ни прощай.
Миколавна ругается, колотит костылем по ведру - знак условный. Ведро громыхает и катится. А тетка Дуня - далеко, в конце огорода, не слышит ли, не хочет слышать.
– Делучая... Вот не дам воды, будет знать, - пугает Миколавна.
С водой в соседском дворе беда. Старинный качок еле чвиркает, добывая за каплей каплю. У всех теперь электронасосы "Камы" да "Агидели", шланги да трубы змеятся по огородам. Нажал кнопку - и бьет струя.
Тетка Дуня ведрами поливает. Утром, когда еще в силах, таскает по два ведра, вечером одно еле волокет. Все же семьдесят лет - это возраст. Тем более - такая жара.
Вечерние посиделки в соседском дворе теперь короче.
Миколавна, как и прежде, рассказывает о жизни далекой, из телефильма:
– Она к нему имеет симпатию, а он - женатый, детный...
Тетка Дуня дремлет под мерную речь, порою всхрапывает, сразу просыпаясь. А въяве не чужие страсти ее тревожат, а свое, огородное. И она вставляет невпопад:
– Новая напасть: зеленый червяк
Миколавна смолкает, ей нужно время, чтобы перебраться из жизни киношной в свою.
– Тертым табаком попытай, - советует она и продолжает прежний рассказ: - Он - детный, у ней - никого нет, а молодая, в соку...
Тетка Дуня снова задремывает, голова ее беспомощно валится на грудь.
– Спи иди...
– говорит ей в конце концов Миколавна.
– Пойду, - соглашается тетка Дуня.
– Так ныне заморилась, так заморилась...
– Заморилась она. Дур напал. В дощеку высохла, а жадаешь. Все тебе мало. Значит, здоровье хорошее. По такой жаре...
– Какое здоровье... Ныне полола. И враз в глазах - темная ночь, и все цветками пошло: красный, зеленый... Плывут и плывут. Белого света не вижу. На карачках к бане подлезла, в тенек, там отдыхалась, в память вошла. Так, видно, и помирают, - раздумчиво сказала она.
Миколавна поверила, укорять не стала. Мысли ее разом ушли в годы давние:
– Мы с мамочкой, бывало, на хуторе... Работаем, работаем. Огород большой, не сравнить. Работаем, работаем, а потом упадем под грушинку, в прохладу. Я падаю и по-мертвому сплю. Проснусь, а мамочки нет, она работает. И я - к ней. Девчонкой была...
Забыты страсти телевизионные: мексиканская любовь, война в Чечне все в сторону. Рассказ о своем, о годах далеких, в которых - хутор Ерик, мамочка, большой огород. А при советской власти на хуторе сделали коммуну, забрали коров и раз в неделю давали детям молоко. Мамочка из него молочную кашу варила. Маленькая Миколавна любила такую кашу. Однажды спешила с молоком от фермы, споткнулась, упала, и крынка вдребезги. Долго плакала, потому что не будет молочной каши. И мамочка плакала, обещала: "Молочную козу заведем... Козу не возьмут в коммуну".
Так далеко это все. Но так памятно и так горько.
Потом тетка Дуня уходит. Миколавна долго сидит одна, что-то мурлычет, поет. Печально звучит ее голос в покойном вечереющем мире.
А по утрам в густых зарослях вишен и слив поет садовая славка: журчит и журчит ее нехитрая песнь. Потом торопливо шлепают через улицу калоши. Это тетка Дуня спешит, по прозвищу Милосердия.
– Миколавна, ты живая?
Начинается день.