Миксы
Шрифт:
Валерик думал о миксомицетах и о Лере. И ещё о том, что она, пожалуй, оскорбилась бы, если бы узнала, с кем её сравнивают. Было интересно, увидела бы она романтику в двух навеки оставшихся вместе комочках слизи, которые даже разглядеть можно только под микроскопом?
И всё странным образом мешалось в его голове: спящая Лера и два бледных студенистых пятнышка на синем фоне – иллюстрация к индийской статье... И время от времени всплывали в памяти моменты уходящей ночи, они эхом отдавались по всему телу, тревожили крохотными
Она встала первой. Когда Валерик открыл глаза, Лера бродила по комнате, как будто что-то искала. Он едва мог разлепить сонные глаза и видел только её силуэт. Увидев, что он проснулся, сказала:
– С добрым утром. А где бутылочка?
Голос показался Валерику чужим. Он стал как будто выше и резче, потерял очаровательный бархат, все свои оттенки. Это был, скорее, голос училки из школы или воспитателя в детском саду.
– Зачем тебе бутылочка? – спросил Валерик. Ему не хотелось открывать глаза, потому что так, под одеялом, было очень хорошо.
– Потому что ты соня, и ребёнка тебе доверить нельзя. Давай скорее бутылочку или сам вставай. Мне уходить, а ты...
– Лера?
– Кто – Лера? Вставай давай!
Лера рассыпалась в прах, разбилась о плотную Лёлю.
– Ты одна? – Валерик всё ещё чувствовал, как тихонько отзываются в нём волны возбуждения. Он ни о чём не хотел сейчас думать. Он хотел только видеть Леру.
– С пионерским отрядом. Не найду сейчас бутылочку – уйду, и будешь кормить грудью.
– На кухне. В шкафчике. По крайней мере, должна быть там.
Валерик сел в кровати, потряс головой:
– Сколько времени?
– Половина двенадцатого, – Лёля ответила уже из кухни. – Нашла!
Леры не было. Снова. Но теперь это было уже совсем другое отсутствие.
Постукивали по стеклу крупные капли дождя, Даня тихонько гукал в своей кроватке, Лёля на кухне позвякивала посудой.
– Мы кашу уже поели, – сообщила она. – Я только бутылочку не нашла, потому что вся остальная посуда была на тумбочке, а бутылки не было.
Лёля вошла в комнату, встряхивая бутылочку, словно бармен: смешивала сок и кипячёную воду.
– Ты прости, что вчера не пришла...
– Да ничего...
– ...просто – ну вот опять по дурацки вышло. Помнишь, бомж?
– Тот?
– Ну конечно!
– С коматрихой.
– Не знаю, что ты имеешь в виду, но – да, тот, что меня сюда загнал... Ну стоило собраться к тебе, как он на дороге. И не обойдёшь его: настырный такой, зараза! Брр!
Валерик молчал. Лёля перестала трясти бутылку и смотрела на него.
– Ну? – сказала она наконец.
– Что? – Валерик не понял.
– Как вы тут без меня вчера?
– Нормально. Как обычно.
– Ладно. Вот тебе сок, – она сунула в руки Валерику чуть тёплую бутылочку, – я пошла, мне уже совсем-совсем некогда. Справишься?
– Конечно.
Валерику
А потом он точно так же сильно хотел, чтобы она вернулась: Даня словно бы почувствовал его странное настроение и стал капризничать, сделался раздражительным и плаксивым и даже два раза стукнул Валерика игрушкой. Валерик никак не мог его успокоить, не мог даже уложить спать – стоило только отойти от кроватки, как малыш тут же открывал глаза.
Лёля пришла вечером: спокойная, улыбчивая, ровная. Даня успокоился с ней, развеселился, плотно поел и тут же задремал.
– Не уходи, – попросил её Валерик. – Давай поболтаем. А то я тут скоро совсем одичаю... Не слыша человеческой речи.
Лёля осталась.
Они стояли на крыльце, опершись на перила, и глядели в темнеющее небо. Молчали.
Потом Лёля спросила:
– А ты кто по зодиаку? Я вот Geminy, – и добавила: – Это близнецы.
– Да, я знаю английский, – рассеянно ответил Валерик.
– Ну так и кто ты по знаку?
– Дева, – ответил Валерик и в детской попытке что-то доказать прибавил по английски: – Virgin.
– Правда? – спросила Лёля, и в тоне её вопроса послышался неприятный намёк.
– Что? – переспросил Валерик.
– Ну что virgin.
И они уставились друг на друга. Потом Валерик выжал из себя:
– А почему тебя это удивляет? Разве я не могу родиться в августе?
– Можешь, можешь... Просто ты как раз и похож на virgin. Я в этом смысле.
– Нет, в этом смысле – нет.
И он почти отвернулся, встав к Лёле вполоборота. В небе носились пронзительные стрижи, пролетела ворона, два дрозда – обтекаемые, почти бесхвостые, мелькнули снарядами и исчезли в зелени соседского участка.
Валерик думал о Лере. То, что случилось ночью, оказалось ещё лучше, чем представлялось вначале. Вдруг выяснилось, что он внезапно перешёл в разряд взрослых мужчин: это было ясно по тому, как смущённо затихла Лёля.
Правда, Лёля была сегодня какая-то другая. Валерик никогда бы не подумал, что она способна задавать такие вопросы и так пристально смотреть прямо в глаза. Её взгляд проходил сквозь линзы очков, как солнечный луч сквозь лупу, и выжигал дымящиеся дыры. Валерик не смог бы соврать под таким взглядом и ещё вчера опозорился бы со своей стыдной, как ему казалось, правдой. Но сегодня, благодаря Лере...
– Ну извини, – вдруг сказала Лёля и слегка коснулась Валерикова плеча. – Извини. Просто ты позвал разговаривать, а сам молчишь. Вот... Лезут дурацкие вопросы. Идиотские. Давай тогда сначала. Кем ты работаешь?
– Я биолог, работаю в Ботаническом саду. Но стараюсь больше заниматься наукой...
– А чем приходится?
– Ну как чем? Копаю грядки, ставлю скамейки, рассаживаю, пересаживаю... Ухаживаю за растениями. Зимой – бумажная работа. Студенты раз или два в неделю... Ну так...