Миль пардон, мадам
Шрифт:
Люди внимательно слушают. Постреливает, попыхивает веселый огонек; сумерки крадутся из леса, наползают на воду, но середина реки, самая быстрина, еще блестит, сверкает, точно огромная длинная рыбина несется серединой реки, играя в сумраке серебристым телом своим.
– Ну, перевязали генерала... Доктор ему: "Вам надо полежать!" "Да пошел ты!" - отвечает генерал. Это мы докторов-то тогда боялись, а генералы-то их не очень. Сели мы с генералом в машину, едем куда-то. Генерал меня расспрашивает: откуда я родом? Где работал? Сколько классов образования? Я подробно все объясняю: родом оттуда-то (я здесь родился), работал, мол, в колхозе, но больше охотничал. "Это хорошо, говорит генерал.
–
Приезжаем в большую землянку. Генерал всех выгнал, а сам все меня расспрашивает. За границей, спрашивает, никого родных нету? Откуда, мол! Вековечные сибирские. Мы от казаков происходим, которые тут недалеко Бий-Катунск рубили, крепость. Это еще при царе Петре было. Оттуда мы и пошли, почесть вся деревня...
"Откуда у вас такое имя - Бронислав?"
"Поп с похмелья придумал. Я его, мерина гривастого, разок стукнул за это, когда сопровождал в ГПУ в тридцать третьем году..."
"Где это? Куда сопровождали?"
"А в город. Мы его взяли, а вести некому. Давай, говорят, Бронька, у тебя на него зуб - веди".
"А почему, хорошее ведь имя?"
"К такому имю надо фамилию подходящую. А я - Бронислав Пупков. Как в армии перекличка, так - смех. А вон у нас Ванька Пупков - хоть бы што".
– Да, так что же дальше?
– Дальше, значит, так. Где я остановился?
– Генерал расспрашивает...
– Да. Ну расспросил все, потом говорит: "Партия и правительство поручают' вам, товарищ Пупков, очень
ответственное задание. Сюда, на передовую, приехал инкогнито Гитлер. У нас есть шанс хлопнуть его. Мы, говорит, взяли одного гада, который был послан к нам со специальным заданием. Задание-то он выполнил, но сам влопался. А должен был здесь перейти линию фронта и вручить очень важные документы самому Гитлеру. Лично. А Гитлер и вся его шантрапа знают того человека в лицо".
– А при чем тут вы?
– Кто с перебивом, тому - с перевивом. Прошу плеснуть. Кха! Поясняю: я похож на того гада как две капли воды. Ну и начинается житуха, братцы мои!
– Бронька предается воспоминаниям с таким сладострастием, с таким затаенным азартом, что слушатели тоже невольно испытывают приятное, исключительное чувство. Улыбаются. Налаживается некий тихий восторг.
– Поместили меня в отдельной комнате тут же при госпитале, приставили двух ординарцев... Один - в звании старшины, а я - рядовой. "Ну-ка, говорю, товарищ старшина, подай-ка мне сапоги". Подает. Приказ - ничего не сделаешь, слушается. А меня тем временем готовят. Я прохожу выучку...
– Какую?
– Спецвыучку. Об этом я пока не могу распространяться, подписку давал. По истечении пятьдесят лет - можно. Прошло только...
– Бронька шевелил губами - считал.
– Прошло двадцать пять. Но это само собой. Житуха продолжается! Утром поднимаюсь - завтрак: на первое, на второе, третье. Ординарец принесет какого-нибудь вшивого портвейного, я его кэк шугану!.. Он несет спирт - его в госпитале навалом. Сам беру разбавляю как хочу, а портвейный - ему. Так проходит неделя. Думаю, сколько же это будет продолжаться? Ну, вызывает наконец генерал: "Как, товарищ Пупков?" Готов, говорю, к выполнению задания! Давай, говорит. С богом, говорит. Ждем тебя оттуда Героем Советского Союза. Только не промахнись! Я говорю: если я промахнусь, я буду последний
Глаза у Броньки сухо горят, как угольки поблескивают. Он даже алюминиевый стаканчик не подставляет - забыл. Блики огня играют на его суховатом правильном лице - он красив и нервен.
– Не буду говорить вам, дорогие товарищи, как меня перебросили через линию фронта и как я попал в бункер Гитлера. Я попал!
– Бронька встает.
– Я попал!.. Делаю по ступенькам последний шаг и оказываюсь в большом железобетонном зале. Горит яркий электрический свет, масса генералов... Я быстро ориентируюсь: где Гитлер?
Бронька весь напрягся, голос его рвется, то срывается на свистящий шепот, то неприятно, мучительно взвизгивает. Он говорит неровно, часто останавливается, рвет себя на полуслове, глотает слюну...
– Сердце вот тут... горлом лезет. Где Гитлер?! Я микроскопически изучил его лисиную мордочку и заранее наметил, куда стрелять - в усики. Я делаю рукой:
"Хайль Гитлер!" В руке у меня большой пакет, в пакете - браунинг, заряженный разрывными отравленными пулями. Подходит один генерал, тянется к пакету: давай, мол. Я ему вежливо ручкой - миль пардон, мадам, только фюреру. На чистом немецком языке говорю: фьюрэр! Бронька сглотнул.
– И тут... вышел он. Меня как током дернуло... Я вспомнил свою далекую Родину... Мать с отцом... Жены у меня тогда еще не было...
– Бронька некоторое время молчит, готов заплакать, завыть, рвануть па груди рубаху...
– Знаете, бывает: вся жизнь промелькнет в памяти... С медведем нос к носу - тоже так. Кха!.. Не могу!
– Бронька плачет.
– Ну?
– тихо просит кто-нибудь.
– Он идет ко мне навстречу. Генералы все вытянулись по стойке "смирно"... Он улыбался. И тут я рванул пакет... Смеешься, гад! Дак получай за наши страдания!.. За наши раны! За кровь советских людей!.. За разрушенные города и села! За слезы наших жен и матерей!.. Бронька кричит, держит руку, как если бы он стрелял. Всем становится не по себе.
– Ты смеялся?! А теперь умойся своей кровью, гад ты ползучий!!
– Это уже душераздирающий крик. Потом гробовая тишина... И шепот, торопливый, почти невнятный: - Я стрелил...
– Бронька роняет голову на грудь, долго молча плачет, оскалился, скрипит здоровыми зубами, мотает безутешно головой. Поднимает голову - лицо в слезах. И опять тихо, очень тихо, с ужасом говорит: - Я промахнулся.
Все молчат. Состояние Броньки столь сильно действует, удивляет, что говорить что-нибудь - нехорошо.
– Прошу плеснуть, - тихо, требовательно говорит Бронька. Выпивает и уходит к воде. И долго сидит на берегу один, измученный пережитым волнением. Вздыхает, кашляет. Уху отказывается есть.
...Обычно в деревне узнают, что Бронька опять рассказывал про "покушение".
Домой Бронька приходит мрачноватый, готовый выслушивать оскорбления и сам оскорблять. Жена его, некрасивая, толстогубая баба, сразу набрасывается:
– Чего как пес побитый плетешься? Опять!..
– Пошла ты!..
– вяло огрызается Бронька.
– Дай пожрать.
– Тебе не пожрать надо, не пожрать, а всю голову проломить безменом!
– орет жена.
– Ведь от людей уж прохода нет!..
– Значит, сиди дома, не шляйся.
– Нет, я пойду счас!.. Я счас пойду в сельсовет, пусть они тебя, дурака, опять вызовут! Ведь тебя, дурака беспалого, засудют когда-нибудь! За искажение истории...
– Не имеют права: это не печатная работа. Понятно? Дай пожрать.