Мила 2.0
Шрифт:
— Просто… я не хочу смотреть на карту сейчас.
— Хорошо.
Повисло молчание, тяжелое и неудобное. Полное лжи и предательства. Но несмотря на всю мою злость и боль, я не могла не признать — я была благодарна, что она со мной. И хотя я хотела и вслух, и мысленно называть ее Николь, я никак не могла перебороть программу в своем мозге, заставлявшую меня думать о ней как о маме.
Я угрюмо уставилась на дорогу. Впрочем, в нашей поездке у меня будет много времени, чтобы над этим поработать.
Я снова почувствовала, что она смотрит на меня. Мгновение спустя
— Думаю, нам стоит в скором времени остановиться на ночлег. Это немного рискованно, но мне нужно выспаться перед завтрашним днем. Одна ошибка в аэропорту, и…
Она не закончила, а я не стала спрашивать.
— И потом, нам все равно еще нужно изменить внешность. Чтобы она подходила под новые паспорта.
Новые паспорта?
Покопавшись в сумочке, она вытащила две синие корочки и протянула мне одну из них.
Две корочки, в которых было заключено наше новое, с иголочки, будущее. И я не была уверена, что оно мне понравится. Я одной рукой открыла паспорт и бегло просмотрела данные.
Еще только вчера я выяснила, что я не девочка Мила, а андроид Мила. Теперь я даже не могла остаться Милой. Мою новую личность звали Стефани, на отредактированной фотографии была я с короткими черными волосами лесенкой.
Такими темпами я никогда не разберусь со своим истинным «я».
— Ты даже не спросила, — пробормотала я себе под нос. Мелочь, учитывая все, что произошло. Совсем мелочь. И тем не менее мне хотелось бы сделать хоть какой-то вклад в собственное будущее, даже если бы он заключался всего лишь в выборе поддельного имени и прически.
— Что?
— Ничего. Где мне остановиться?
Мама побарабанила пальцами по ноге, по-видимому, крепко задумавшись. Наконец она сказала:
— Не важно. В любом месте отсюда до Чикаго. Попробуем найти мотель, который выглядел бы немного запущенным, где нам могут выделить номер, не спрашивая документы.
Запущенный мотель, побег за границу. Если в ближайшее время дела пойдут на лад, я, возможно, оценю романтику.
На следующем приличной ширины съезде со знаками заправки-мотеля-пункта питания я свернула с автострады. В самом начале нам попались несколько мотелей посимпатичнее, но мама не дала мне возле них остановиться. Я поехала дальше, пока мы не добрались до того, который ее устроил: обветшалое двухэтажное здание, всего три машины на парковке и неоновая вывеска «ЕСТЬ МЕСТА».
Получив у сонной старушки карточку от номера, мы объехали мотель вокруг, остановившись у нужной двери. Свежий слой коричневой краски на двери обнадеживал, как и блестящий латунный номер 33 по центру, как раз над глазком. Но обстановка внутри не оправдала надежд. Дверь распахнулась, представляя нашему взору две обшарпанные старомодные двуспальные кровати, накрытые оранжево-коричневыми стегаными одеялами, видавший виды коричневый ковер и громоздкий старый телевизор, привинченный к столу. Как будто кому-то мог понадобиться этот динозавр. Сосновый освежитель воздуха плохо перебивал затхлый запах плесени, а клетчатый узор на одеялах не помог замаскировать пять темных пятен. Об их происхождении
Я бросила свой чемодан на низкий стул в углу, который показался мне самым чистым местом во всей комнате, и осторожно присела на кровать подальше от пятен. Несмотря на слипавшиеся от усталости глаза, мама провела тщательный осмотр номера, заглянув под кровати и в ванную, после чего замешкалась у двери с сумкой в руке.
— Мне нужно вернуться на заправку, зайти в магазин.
Я снова встала:
— Я с тобой.
Мама решительно покачала головой:
— Нет, ты останься здесь. Мне нужно, чтобы ты кое-что просмотрела. — Порывшись в своей большой практичной желтовато-коричневой сумке, она достала прозрачную пластиковую коробочку меньше пяти сантиметров в длину. В углублении внутри нее лежала синяя пластинка с золотистыми полосками контактов.
Мама открыла коробочку и вытряхнула карту памяти себе в руку. Меня поразил контраст между синим пластиком и ее бледной кожей. Я разглядела на ладони переплетение тонких линий, расходящихся в стороны от более глубоких складок. Признаки старения. То, чего никогда не будет на моих руках.
— Я знаю, в машине ты не была готова слушать, но ты должна знать, от кого мы бежим, это очень важно. Перед уходом мне удалось собрать некоторую информацию, и она на этой карте.
Я уставилась на пластинку, и по шее побежали мурашки. Какой смысл давать мне карту памяти, когда у нас нет компьютера? Но тут в голове забрезжило пугающее понимание: смысл есть.
— Пожалуйста, скажи, что у тебя в чемодане припрятан ноутбук, о котором я не знаю.
Мама прикусила нижнюю губу, теребя очки на носу.
— Мила, — тихо сказала она. И больше ничего, но ее интонация сказала все, что мне нужно было знать.
Смех, который я из себя выдавила, получился скомканным, и мне стало холодно, так холодно, словно эта карта памяти высосала из комнаты все тепло.
— Ясно. Компьютер — я.
Мало того, так еще и где-то на — нет, в! — в моем теле находится слот для этой карты. Электрический разъем.
Как такое вообще возможно? Как можно иметь в теле слот для карты памяти и не знать об этом?
Я не хотела смотреть маме в глаза, видеть выражение фальшивого сочувствия на ее лице было невыносимо. А оно, несомненно, было фальшивым, лицемерным, ведь, в конце концов, это она меня создала. Нельзя создать отвратительного урода, а потом беспокоиться о нем — так не бывает. Так что я сосредоточилась на синей карте и задала вопрос, который уже прожег дыру в моем сознании.
— И куда ее?
Мама потянулась ко мне и обхватила мою правую кисть своими изящными пальцами. Меня охватило сильное желание отдернуть руку, но я сдержалась и неохотно позволила вытянуть ее вперед, пока она не повисла между нами, будто мост. Затем она развернула мою кисть ладонью вверх.
Она провела пальцем по сгибу моего запястья.
— Здесь, где никто не увидит.
Даже после того, как она показала, я сначала ничего не увидела. Я провела пальцем по тому же месту, но почувствовала только кожу.