Милая душа
Шрифт:
“Я не знаю, как ты потеряла ее, Элси, но я знаю, каково это - потерять единственного человека, который слишком молод в твоем мире”. Я кивнул головой. “Я знаю, каково это - чувствовать, как отрывается частичка твоей души… Я знаю, каково это, когда в твоем сердце образуется дыра, которая никогда не закрывается, потому что у тебя не было времени побыть с ними. Лишили возможности познакомиться с ними поближе, когда они стали взрослыми”.
Слезы потекли по щекам Элси; я попятился. Под звуки природного пиротехнического шоу света и звукового сопровождения грома я откинул простыню,
Я не подняла глаз. Я не была уверена, что смогу прямо сейчас.
Мимо меня прошла Элси. Я увидел ее боковым зрением. Она уставилась на ангела, на все, что у меня осталось от моей мамы.
Я вдохнула и выдохнула, ожидая, когда у меня появятся силы поднять глаза. Но я не была уверена, что смогу это сделать. Я не была уверена, что когда-нибудь найду в себе мужество. Бусины четок впились мне в кожу с такой силой, с какой я держал их. Внезапно Элси оказалась передо мной. Выражение ее лица было таким, какого я никогда раньше не видел. Рука Элси легла на мою, и она переплела один палец с моим.
Я уставился на эти пальцы, и она прошептала: “Твоя мама была прекрасна”.
Боль пронзила меня, и я попытался представить ее здоровой в своей голове. Но воспоминания не приходили. Единственные воспоминания, которые просачивались в мой разум, были о ней, лежащей парализованной в постели, с ее печальными темными глазами, беспомощно наблюдающими, как наша жизнь разваливается на части. Все, что я помнил, это день, когда я вернулся домой со Стиддой на левой щеке — отметиной от удара, подтверждающей, что я нанес свой первый удар по соперничающему Королю, - и боль, отразившуюся в ее измученном взгляде. Это был взгляд, который прокручивался в моей голове каждую ночь. Это и...
– Что случилось, Леви? Тихо спросила Элси.
Мое дыхание участилось, когда Элси отпустила меня. Она подошла к скульптуре ангела, на которой была изображена моя мама, сломленная и потерянная, ее умирающее тело, лицо, искаженное болью. Но что сломило меня больше всего, так это то, что Элси упала на колени перед сложенными чашечкой руками моей мамы с черным пеплом в ладонях, притянутая настойчивым притяжением смерти.
Вид девушки, из-за которой я терял голову, стоящей на коленях перед женщиной с уже разбитым сердцем, начал подавлять меня. Элси протянула дрожащую руку и коснулась хрупкой маминой щеки. Нижняя губа Элси задрожала, затем ее взгляд упал на меня.
“ALS”, - прохрипела я, переполненная эмоциями от разворачивающейся сцены. “Она умирала медленно и мучительно. Она умерла у нас на глазах, день за днем, минута за минутой, но...
– Что?
– Спросила Элси, снова переведя взгляд на мою маму. Я подходил все ближе и еще ближе, чувствуя, как магнит неуклонно притягивает меня к милой молчаливой девушке, которая ворвалась в мою жизнь подобно урагану.
Я опустился на пол и от стыда опустил голову. Элси передвинулась передо мной. Я почувствовал утешение в сладком запахе кокосовых орехов, исходившем от ее волос. Но стыд, чувство вины, вызванные ее вопросом, прорвали плотину, которую я выстроил внутри.
—Леви...
– Она упала без сознания, одна. Я был в трейлере, я
На этот раз Элси не настаивала. Я зажмурился, вспоминая ту ночь; последнюю ночь, когда моя мама открыла глаза. Я открыл рот. Как будто оно боролось за свою свободу, вращая четки в руке, я признался в своем самом большом грехе...
Дождь барабанил по крыше трейлера, когда я сидела на полу в маминой спальне, а ее мягкие ослабевающие глаза следили за каждым моим движением.
Аксель исчез. Он сбежал от полиции после того, как кто-то передозировался наркотиками, которыми он торговал. Остин занял его место правой руки "Хайтерс". Теперь Остин был снаружи, стоял под дождем, ожидая, когда платные аптекари придут за своей дозой.
Я перечитал предложение еще раз, но мои мысли были заняты другим. Бросив ручку и бумагу на пол, я положил голову на матрас маминой маленькой кровати. Я уставилась на покрытую пятнами влаги крышу и глубоко вздохнула. Чувствуя, что за мной наблюдают, я повернула голову в сторону и обнаружила, что мама наблюдает за мной.
Я покраснела, мне никогда не нравилось быть объектом чьего-либо внимания. Переместившись, пока не села прямо перед тем местом, где она лежала, я улыбнулась и сказала: “Ты в порядке, мама?” Веки моей мамы закрылись, это был ее последний знак "да", но я видела, что в этом взгляде было что-то еще. И это напугало меня. Ее глаза были тусклыми, и обычный свет, таившийся в их глубине, потускнел.
Я окинул взглядом ее тело, отметив, какой худой она стала за последние недели. У меня в горле образовался комок, но я проглотил его обратно, желая только, чтобы произошло чудо и чтобы она встала на ноги и пошла.
Тихий звук слетел с ее губ, и я провел рукой по ее лицу. Ей было холодно. По-настоящему холодно. В животе у меня все перевернулось, мне не понравилось, какой она была холодной.
Увидев ее четки на приставном столике, я вложил их ей в руку, перебирая бусины в ее пальцах и закрепляя их на месте. “Вот так, мама”, - сказал я.
– Теперь у тебя с собой бусы.
– Мамины глаза расширились, и я поняла, что это был ее знак мне остаться, поговорить.
Прочистив горло, я взяла свою школьную тетрадь и сказала: “Мы изучаем римских богов, мама. Тебе бы понравилось. Моя улыбка погасла, и я уронила газету на землю. Впереди прогремел гром, и я бессознательно придвинулась ближе к маме, накрыв своей рукой ее руку. Мамины глаза следили за каждым моим движением, вздрагивая, когда наверху прогремел гром.
Выдавив улыбку, я сказал: “Не волнуйся, мама. Просто римский Бог говорит миру, что они все еще здесь”. Я ждала, желая уловить юмор или хотя бы признак узнавания в глазах моей мамы. Но счастья не было. Вместо этого я увидела усталость. Полное изнеможение.