Милая нечисть
Шрифт:
– Нет, мне в Англию надо.
– Любите фы, русские, фсе английское, – пренебрежительно фыркнул Клабаутерман. – А за что любите, и сами не знаете. Таких фысокомерных тфарей, как альбионцы, специально искать будешь – не найдешь. Хоть гругашей фозьми…
– Что?! – Тихон рванулся вверх по бочкам. – Где ты гругаша видел? Здесь? Когда?!
Голубенькие глазки Клабаутермана весело заблестели.
– Приятель тфой? Уж не тебя ли он три дня ждал? Фсе корабли ф порту перебрал и от каждого нос форотил. То имя не нрафится, то боцман косой, то паруса грязные. Так и метался, пока сегодня
– Мерлиз?! – У Тихона оборвалось сердце.
– Он самый. Гругаш его как уфидел, так сразу на «Королефу» запрыгнул, и на паруса не посмотрел. Если у тебя дело срочное, можно записку отпрафить с чайкой. Фсего за рубль.
Тихон высмотрел удаляющиеся мачты «Королевы Виктории». Как быстро плывет груженый корабль? Чайка, конечно, догонит. Только нет таких букв, чтобы написать, как душа болит. А может, он еще успеет?
– Благодарствую! – Тихон потряс мозолистую руку корабельного, скатился с бочек и побежал.
Клабаутерман озадаченно покрутил головой. Чего только на свете не случается! Будет о чем рассказать приятелям за кружкой пива.
Порт не спал даже ночью и оказался настоящим лабиринтом. Тихон шнырял между тюками, бочками, бухтами толстенного каната, штабелями досок и ящиков. То и дело шарахался от пьяных матросов. И уже понимал – не успеет.
«Поклониться царю морскому… – бились в голове лихорадочные мысли. – Чтобы не потопил… Доплыть, догнать…»
Грязная вода в гавани пахла гаже речной. Тихон осмотрелся, приметил широкую просмоленную доску. Пыхтя, потащил ее к краю причала.
– Тихон!
Он решил – померещилось. Замер, не смея обернуться.
– Тишенька…
Сердце забилось пожарным колоколом. Домовой выпустил доску и несмело повернул голову. Гругаш стоял в трех шагах. Чужая матросская рубаха промокла насквозь, волосы скручены в небрежный узел.
– Ты же… – Тихон облизнул пересохшие губы, – на корабле… Спрыгнул, что ли? Как же ты? Ведь плавать не умеешь!
– Как-то сумел, – гругаш несмело улыбнулся. – Мне почудилось, что ты где-то поблизости.
Они постояли, потупившись.
– Ко мне пришел? – еле слышно спросил гругаш.
– К тебе, – еще тише ответил домовой. – Нет мне без тебя жизни. Захочешь – в Англию с тобой уплыву. А захочешь – на край света.
Он моргнуть не успел, как гругаш оказался рядом.
– Любишь все-таки… И я тебя люблю.
– Правда?
– Я никогда не лгу. Не могу лгать. – Худощавые руки об хватили Тихона за шею.
Домовой неловко ткнулся носом в мягкие волосы, каким-то чудом еще пахнущие ромашкой. Знать, такая у него судьба непутевая. И не надо ему другой.
– Корабль-то уплыл. А следующий – с железом. Тебе на нем плохо будет.
– Да что корабль! Давай лучше у троллей поселимся. Ты так красиво про их землю говорил… И я хочу еще раз попробовать мухоморовку.
Тихон задохнулся от облегчения. Нравы у троллей не в пример более вольные, чем у домовых. О лучших соседях и мечтать нельзя. И через море это ужасное не плыть!
– Вот и хорошо, – прошептал он. – Вот и ладно… А все-таки… девкой ты краше. Переменись, а?
На этот раз смех гругаша прозвучал
– Алвин, – шепнула она ему на ухо. – Меня зовут Алвин [3] .
Ольга Рэд
Справедливость
Кикимора растерянно смотрела на снующего туда-сюда злющего водяного, не зная, как его успокоить.
– Нет, ну ты посмотри, глянь только, как они тут все испортили! Я пятьсот лет здесь живу! Пятьсот! И за все это время никогда не было столько мусора, как за последние три года! Ну как, как можно было так все испохабить?!
3
Кельтское имя Алвин имеет два варианта: Alwyn – женское; Alwen – мужское.
Водяной, совершенно не смотрящий перед собой, с размаху налетел хвостом на большую твердую шину от грузового автомобиля и весьма неизящно высказался по этому поводу. Кикимора покраснела и не выдержала:
– Вадя, ну что ты, в самом деле… У тебя же давление, и соль в крови повышена…
Водяной глянул в ответ так, что кикимора съежилась и замолчала.
– Соль! Соль! Да какая разница! Если все такими темпами пойдет, лет через пять озера-то не останется вовсе, а ты – давление… – Но водяной все же чуть успокоился, отдышался, и даже начал принимать нормальный бледно-голубой цвет, вместо странного иссиня-бордового. Плюхнувшись в изнеможении на кучку ила, он горестно вздохнул.
– И ведь, Кир, что самое обидное, и сделать ничего нельзя! Вот раньше как: высунулся из воды, ухнул разок, гикнул – и разбежались все хулиганы! Слухи распустили, и лет двадцать потом на версту никто не совался! А сейчас что? Только хвостом плесни, чтоб кто заметил, и тут же понабегут… как их там… их тиандры и фуфлологи эти…
– Ихтиологи и уфологи?
– Да, вот, точно! Они самые! А все тот хлыщ виноват, чтоб его! – Водяной погрозил кулаком невидимому врагу. – «Смотрите, дорогие подписчики, какое мистическое озеро затерялось в глубине леса…» У-у-у! А говорил я, топить его надо было! А ты – нельзя, нельзя… И что теперь? Каждый день теперь люди приезжают, каждый! И топчут, и сорят… Я даже на берег это выкинуть не могу, чтоб никто не заметил! На дне живого места не осталось, куда закопать. А они едут и едут!
Хозяин озера опять вскочил, схватил дрейфующий мимо пакет, вытряхнул запутавшуюся рыбку и засунул его в шину, к сотням других.
Кикимора молчала. Ей нечего было сказать, потому что ее родное болото осушили еще лет десять назад, и, если бы Водяной ее не принял, осталась бы она бездомной, да и высохла еще до исхода лета.
Тишину нарушил звук мотора и шорох шин по грунтовке.
– Вот видишь, – горько вздохнул водяной, – опять приперлись…
– Ну ладно тебе, Ваденька. – Кикимора погладила хозяина озера по холодному плечу. – Может, эти нормальные и уберут за собой… А помнишь компанию, которая все бутылки на южном берегу пособирала? А семью, которая пакеты из воды выловила? Что ты сразу расстраиваешься?..