Милая обманщица или гувернантка из трущоб
Шрифт:
— Послезавтра?
— Я не знаю.
— Я буду ждать, как ждал все это время. Каждый вечер.
Он взял мою руку в свою, задержал ненадолго, сжал пальцы, а затем отпустил.
Мы разошлись в разные стороны, чтобы уже спустя полчаса оказаться в одном доме. Только он не знал об этом. И, я надеюсь, не узнает.
И с той ночи началась череда наших встреч. Днем Кристиан приходил на уроки гувернантки — госпожи Амалии, чтобы следить за детьми. Он держался холодно, отчужденно, излишне вежливо. Вечером он приходил к озеру, чтобы встретиться со служанкой Норой. Он менялся
Я понимала — нужно остановить весь этот спектакль. Прекратить встречи, пока все не зашло слишком далеко. Но я не могла. Каждый день я с нетерпением ждала, когда наступит ужин, чтобы после него, проводив взглядом Кристиана, не последовать за ним к озеру. Когда я возвращалась, то часами не могла уснуть, вспоминая наше очередное свидание.
Я влюбилась, глупо это отрицать. И это катастрофа.
29
29
Жизнь в поместье семьи Уортер стала размеренной и тихой. Дети стали гораздо спокойнее и послушнее. Иллария училась управлять своим даром и вспышками гнева. Кристиан помогал ей в этом, так как и сам был огненным элементалистом. Счет и письмо ей давались не очень, зато она увлеклась географией и ботаникой. Эстебан, наоборот, очень хорошо читал и писал, он обошел в этом сестру, хоть и был гораздо младше. Еще он любил математику, особенно решать задачки. Но вот что действительно беспокоило семью, так это так и не проснувшийся его дар. Но время еще было.
Кристиан со временем перестал приходить в библиотеку, оставив детей полностью на мое воспитание. Мне и не нужна была его помощь — я находила с детьми общий язык все лучше и лучше, и уроки перестали быть для всех нас пыткой.
— Вы так хорошо управляетесь с детьми, госпожа Амалия! — хвалила меня экономка, когда я зашла на кухню выпить чаю. — Прямо любо-дорого посмотреть!
— Благодарю вас, Летти, — скромно улыбнулась я.
— На них радостно смотреть — такие счастливые стали, довольные. Маленькие зайчики.
— Ага, — буркнула проходящая мимо Грана. — Прямо невинные овечки.
Ее волосы потихоньку отрастали, но все равно были слишком короткими. С того дня, как все произошло, она наотрез отказалась заходить к детям в комнаты. Орэн даже как-то обмолвился, что она хотела уволиться, но Кристиан ее отговорил.
— Что ж, — я поставила пустую чашку на стол. — Пойду выгуляю своих “овечек” в саду, а заодно погляжу, чтобы они не сожрали садовника вместе с травкой.
Грана хмыкнула, а Летиссия на нее зашипела.
Мы гуляли с Эстебаном и Илларией по саду, когда я им сообщила:
— Завтра у нас будет проверочная работа.
— Что? — переспросил Эсти. Он нашел в кустах длинную палку и лупил ею по сорнякам, но услышав мой голос, прекратил.
— Опять работа? — нахмурилась его сестра.
— Проверочная работа. Это значит, что я буду проверять, как вы усвоили знания,
— Звучит не очень, — вздохнул мальчик.
— Ничего страшного, поверьте.
— И зачем эта проверка? — спросила Илли.
— Чтобы я могла знать, где у вас слабые места, а в чем вы преуспели. Вы получите оценку, и сможете рассказать брату и слугам, как вы справились.
— А какие есть оценки?
— Ну, если получишь «пять», то это значит, что ты молодец. «Два» — плохо. «Единица» — совсем печаль.
— Мне не нравится, — протянул Эстебан и ударил палкой по головатому подсолнуху, который откуда-то взялся в клумбе с лилиями.
— И мне не нравится. Я не хочу проверку!
— Но это необходимо.
Дети переглянулись и вздохнули. Я насторожилась.
Мы прошли по садовой дорожке еще пару шагов, как Иллария кашлянула.
— Что-то горло дерет, — сказала она.
Я посмотрела на нее. Вроде не красная, насморка нет.
— И у меня, — сказал Эстебан и тоже закашлял.
Сезонная простуда? Рановато, осень только подступает. Да и других признаков нет.
— Тогда возвращаемся в дом. Вам нужно выпить чаю с медом, и все пройдет.
Ни за ужином, ни после, дети не выглядели больными. Зато без конца жаловались всем на першение в горле, периодически кашляли. Диона, которая укладывала их спать, дала детям какую-то настойку от боли в горле.
Не помогло.
Утром я зашла навестить подопечных перед завтраком. Зашла в комнату к Илларии и застала ее в постели.
— Мне так плохо, госпожа Амалия, — жалобно простонала она. — Голова раскалывается.
Я подошла к ней, наклонилась, коснулась губами лба — холодный. Странно как-то…
— Что-то еще болит?
— Ужасно голова кружится, болит горло, не могу глотать.
Я с беспокойством смотрела на девочку. Что за вирус такой их сразил? Неужели в этом мире болезни протекают как-то иначе? Не припомню, чтобы за годы здесь простуда была какой-то другой. Если только это какое-то редкое заболевание? Надо спросить Летиссию.
Я оставила больную и направилась в комнату напротив, к ее брату.
Едва вошла, как раздался громкий стон.
— Ох… как же плохо, — послышалось из горы подушек. — Умираю!
— Все так плохо, Эсти? — я потрогал лоб мальчика — тоже холодный.
— Да, я, кажется, нездоров, госпожа.
— Я заметила, — вздохнула я. — Что ж, отдыхайте.
Я направилась к дверям, но последняя фраза, произнесенная в этот миг Эстебаном, заставила меня остановиться:
— Так жаль, что проверочной теперь не будет.
Внутри ёкнуло. Ну что я за идиотка? Столько лет работы с детьми, а повелось на такой глупый развод. Больные они, значит! Как же!
Вернувшись к кровати мальчика, я с жалостью посмотрела на него:
— Горло болит?
— Ага, — кивнул обманщик.
— А еще что?
— Голова болит. Сильно.
Я сочувственно закивала:
— А мизинчики?
— Что? — моргнул Эсти.
— Обычно мизинчики болят очень сильно, когда простыл. У тебя как?
— Очень, очень сильно болят! — захлопал ресницами врунишка.