Милфа
Шрифт:
Я проследила, чтобы сын помылся, тщательно почистил зубы, затем проводила его в детскую и уложила в кровать.
— А почитать? — попросил Илья.
— Давай завтра, хорошо? Мы сейчас не одни в доме.
Сын кивнул и перевернулся на бок. Я приглушила свет, подождала какое — то время, пока не услышала мерное посапывание. Я вышла из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.
Войдя вновь в гостиную, я остановилась на пороге. Наши глаза встретились. Никита встал с дивана, и не говоря ни слова, развёл руки в стороны, приглашая меня в свои объятия.
Как же сильно я скучала!
— Прости, что не появлялся все эти дни, это было какое — то сумасшествие… — тихо, с сожалением в голосе, сказал Никита. — Я всё время думал о тебе…
Он мягко отстранился и, обхватив ладонями моё лицо, внимательно посмотрел в мои глаза. Подушечками больших пальцев он потёр мою нижнюю губу, не решаясь на поцелуй.
Зато решилась я.
Я сама потянулась к таким долгожданным губам, обхватила руками за шею, и с наслаждением, даже с жадностью, поцеловала. Никита ответил на мой поцелуй сначала осторожно, затем с нарастающей страстью. Но вскоре, он прервал его и я чувствовала, как тяжело ему это было сделать.
— Илюха, — прошептал он, напоминая, что за соседней стеной спал ребёнок.
Я кивнула, соглашаясь, разжимая наши объятия.
— Давай присядем! — Никита взял меня за руку, усаживая рядом с собой на диван.
Я поджала ноги и свернулась калачиком у него под боком. Он крепко обнял меня, упираясь подбородком в мою макушку. Как же хорошо, уютно. Восхитительно! Вздохнув, я спросила:
— Расскажи, как мама?
— Слава богу постепенно приходит в себя. Её уже перевели в общую палату. Врачи говорят, мозг сильно не пострадал, но многие вещи ей придётся учиться делать заново…
Я снова вздохнула.
— Как считаешь, я могу её навестить в ближайшее время?
Никита покачал головой.
— Пока не стоит, неизвестно как она отреагирует, да и вообще, она ещё очень слаба. Мы с отцом никого к ней не пускаем.
Никита замолчал. Я чувствовала, что он хотел мне что — то сказать, но никак не решался. Сердце сжалось от нехорошего предчувствия.
— Никит?
Теперь пришло время вздыхать ему.
— Я должен тебе сказать кое — что…
Я замерла, практически перестав дышать.
Неужели он хочет расстаться со мной?!
21 глава
— Врач строго предупредил: любое волнение очень опасно для матери. Она плохо говорит, еле двигается, но с памятью у неё всё хорошо. Когда я сегодня пришёл к ней… она спросила меня кое о чём… даже заплакала… — Никита сделал паузу, словно никак не решался сделать признание. Наконец, он продолжил. — В общем, мама спросила, по — прежнему ли мы с тобой встречаемся… — он замолчал, ещё крепче прижав меня к своей груди.
— И что ты ей ответил? — с замиранием сердца спросила я, уже зная ответ.
— Прости, любимая, но я сказал ей, что мы расстались…
Я тяжело вздохнула.
— Не оправдывайся, Никита, я всё понимаю… Ты правильно сделал. Сейчас главное — это здоровье Татьяны, и только. А с остальным мы разберёмся позже, да?
— Спасибо, любимая, что понимаешь…
Никита обхватил ладонью мой подбородок и, приподняв лицо, с какой — то отчаянной страстью поцеловал в губы.
Несколько сладких мгновений мы наслаждались поцелуем. Никита оторвался от меня, с тоской протянув:
— Мне пора.
Я чуть было не предложила ему остаться, но вовремя опомнилась.
Проводив его до ворот, я вернулась в гостиную, села на диван и, обхватив себя руками, уставилась в одну точку. Смутное беспокойство затопило моё сердце. Я была очень рада, что Татьяна находилась в разуме, что последствия перенесённого инсульта оказались не так катастрофичны, какими могли бы быть… Но что — то терзало, не отпускало, душило, я не могла отделаться от ощущения, что это — начало конца.
Конца наших отношений с Никитой.
Весь следующий месяц мы виделись с Никитой лишь урывками. За это время произошло торжественное открытие гостиницы, на котором я не рискнула появиться, хотя Никита настоятельно приглашал меня вместе с Илюшкой.
Но главное, — Татьяна, наконец — то, вернулась домой! Никита с отцом наняли ей профессиональную сиделку. Её состояние с каждым днём становилось всё лучше и лучше, что не могло не радовать.
Гром грянул неожиданно.
Я засыпала, когда пиликнул телефон. Сперва, я не хотела смотреть от кого в такой поздний час пришло сообщение, но всё же взяла телефон в руки.
И обомлела.
"У мамы второй инсульт. Она в реанимации", — прочитала две коротких строчки.
— Мы с отцом приняли решение перевезти маму в европейскую частную клинику — там она восстановится быстрее, а гостиницу продать. Инвестор отца даёт за неё очень хорошие деньги. В общем, мы все уезжаем в Испанию. На неопределённый срок…
Этот разговор состоялся через три недели, после того, как Татьяну вновь увезли в госпиталь. Как объяснил Никите нейрохирург, повторный рецидив, хоть и редко, но всё же случается, и всячески пытался выяснить не произошла ли накануне какая — нибудь стрессовая ситуация.
Как мне признался потом Никита, у него с матерью действительно состоялся неприятный разговор на повышенных тонах, и главным действующим лицом этого разговора — была я.
Видя, как теперь Никита мучается от чувства вины, я не стала допытываться, что же такого он ей говорил. Мне было невыносимо жалко его, жалко Татьяну, жалко всех нас.
Я целиком и полностью поддержала его решение увезти маму в Европу, и мысленно уже настраивалась на расставание с Никитой.
— Любимая, как только маме станет лучше, я обязательно прилечу обратно! Или ты сама прилетишь ко мне в Испанию.