МилЛЕниум. книга 1

Иванько Татьяна

– Что, страшный совсем? – засмеялся он, очевидно, прочитав ужас на моём лице.

И я засмеялась, кивая, потому что правда, страшный.

– Лёль… А… Идём к нам в гости сегодня? – неожиданно предложил он, просительно заглядывая мне в глаза. – Познакомишься с моими.

Я смутилась немного, хотелось отказаться, я не ожидала такого предложения… но… Он ведь приходит к нам и знаком с моей бабушкой… Словом, мы пошли к Лёне, хорошо, что бабушки нет, иначе, получила бы я, что опять не готовлюсь.

Мы с Лёней купили пирожные в «Чайке» –

главной «Н-ской» кулинарии и кондитерской. Корзиночек с кремом за 22 копейки, трубочек, это была удача, их делают не каждый день, и эклеров. Все эти «радости» продавались в эту цену всю нашу с Лёней жизнь, сколько мы себя помнили, как и московские плюшки за 12 копеек, сочни, сметанные лепёшки, молочный коктейль за 11 копеек, а мороженое по 10 и 15 копеек. Со всей этой купленной кондитерской радостью, сложенной в кульки из серой бумаги, и с коробкой, в которую нам упаковали корзиночки, мы направились к Лёне домой, я – с всё большим волнением, Лёня с улыбкой.

Они тоже жили в сталинском доме, как и мы с моей бабушкой, только у них три комнаты, а у нас две. И дома похожи, и подъезды. Но наш двор был на три дома, как сад, давно одичавший, конечно, но красивый, пышно цветущий по весне, с круглой клумбой посередине, где на Новый год ставят ёлку с огоньками, что создаёт по вечерам особенный свет на эти две недели от Нового года до Старого Нового года. У них же двор большой, соединяющийся с соседними, проходной, совсем не такой уютный и похожий на домашний как наш.

Мы вошли в прихожую, здесь приятно пахнет дорогим табаком, должно быть, это Лёнин дед курит. В просторной прихожей большая – старинная вешалка-стена с барьером из тёмного дерева, как в фильмах про дореволюционную жизнь.

Из кухни выглянула бабушка Лёни:

– Алёша… – увидев меня, она замерла, чуть ли не с открытым ртом…

– Бабуля, это Лёля, познакомься, – улыбаясь как-то особенно, гордо, что ли, сказал Лёня. И придвинулся ко мне, чувствуя моё волнение.

Я улыбнулась, стараясь не цепенеть. Мы, между тем, прошли на кухню, Лёня поставил коробку с пирожными и положил кулёк на стол.

– Мы трубочек с кремом купили и эклеров, да, и корзиночек ещё, – сказал он. – Лёля, это моя бабушка Лариса Аркадьевна.

Появился и дед, улыбнулся, одобрительно взглянув на меня, а потом заинтересованно – на Лёлю:

– Не откладываешь в долгий ящик, я смотрю, да, Алексей? Как зовут прекрасную незнакомку? – щурясь от удовольствия, спросил он.

– Это Лёля, а это мой дедушка…

– Иван Алексеевич Легостаев, позвольте отрекомендоваться, – немного шутя, сказал дед.

Ему понравилась Лёля, я вижу это по его лицу – повеселевшему, по заблестевшим глазам. Мне это приятно и странно было бы, будь иначе.

Сегодня я узнала ещё много нового о Лёне, вернее, о его близких. Оказалось, эта семья, старинный Н-ский род, и отец и дед деда были врачами, вот такая уже длинная династия. И дом тут был у деда Ивана Алексеевича, то есть у Лёниного прапрадедушки:

– Сейчас модно

предками кичиться, это раньше мы помалкивали, – дедушка Ваня красноречив и разговорчив как никогда, я не помню, чтобы он когда-нибудь говорил так много и так интересно рассказывал.

Про дом на углу улиц Баумана и Королёва, с мезонином, где жил некогда Афанасий Филиппович Легостаев, дед деда Вани, я знал давно, но только сегодня испытал настоящую гордость за предков, славную Н-скую семью. А дед рассказывал и рассказывал, что знал от своих отца и деда и о Земстве, об эпидемиях и холерных бунтах и всевозможные истории и байки, подобные которым, я читал у Вересаева и Булгакова.

Но Лёле было интересно и мне приятно, что она искренне интересуется и слушает внимательно без скуки, моего вдруг не в меру оживившегося дедушку.

Я в свою очередь наблюдала за всеми участниками сегодняшнего нежданного знакомства. Когда дети ушли, я сказала Ивану:

– Ты знаешь, что это за девочка?

– Тебе не понравилась? – спросил Иван, всё ещё продолжая улыбаться, будто прелестная Лёля всё ещё здесь.

– Почему же, понравилась как раз, – правдиво ответила я. – Между прочим, это дочка Юли Соколовой. Ты помнишь Юлю?

– Погоди-ка… Юли?.. Какой это Юли? Это что, Кирюшкиной Юли? – удивился Иван. – Не может быть… И не похожа вроде…

– Я видела их на выпускном. Это ты внимания не обратил, – продолжила я, убирая со стола чашки и несъеденные пирожные.

– Подожди, Соколовой Юли, из-за которой Кирилл чуть не сбежал со своей свадьбы?! – уже по-настоящему, как я рассчитывала, удивился Иван. – Ничего себе… Ну!… И наш мальчик влюбился в её девчонку!?

Иван закурил, качая головой, будто не веря и продолжая усмехаться, поставил с собой рядом толстостенную пепельницу.

– Вот и я удивляюсь, что он выбрал именно Юлину дочку. Индийской кино.

– Но, какая красивая девочка, а, Лариса? Вкус у мальчишки есть.

– Вкус мы воспитали, что ж… – улыбнулась я.

Мне Лёля понравилась, и куда больше, чем в своё время, её мать Юлия. Юля была легкомысленна немного и, на мой взгляд, не слишком умна, а Лёля… Производит впечатление серьёзной девушки. Тургеневская барышня, коса, незамутнённый взгляд… Я думала сейчас уже и не осталось таких. И вот, поди ж ты, наш Алёша, отыскал как раз такую. Рядом с ней сегодня со своими боевыми ранами, он глядел настоящим героем. Хотя и забавно: барышня и хулиган.

Мы дошли до моего дома, надо разлучиться, идти готовится… Всю дорогу мы только и говорили, что о том, что рассказывал Лёнин дед.

Самому Лёне чрезвычайно приятно, что мне было интересно, что понравились его дедушка и бабушка.

Мы зашли в подъезд, ещё светло и во дворе соседи оглядели нас со всех сторон, обсуждают каждый раз, должно быть…

Я не мог не поцеловать её, но и поцеловать вот так посреди ярко освещённого солнцем подъезда – это не как вчера во мраке незнакомого дома…