МилЛЕниум. Повесть о настоящем. Книга 3

Иванько Татьяна

Именно из-за этого мне даже приходили в голову мысли, чтобы забрать ребёнка себе, но я понимал, что это, по меньшей мере, несерьёзно, что с моей стороны это эмоциональный порыв и не более, дитя не котёнок, которого и то надо уметь воспитать, чтобы он хотя бы не писал в ботинки… что уж говорить о ребёнке, что я понимаю в детях?

Думая обо всём этом, я чувствовал, какое-то беспросветное бессилие, я никогда не чувствовал себя так… Впервые

в жизни у меня впереди была будто бы стена, причём я не понимал зачем я приближаюсь к этой стене. Меня тащат к ней. Меня насилуют каждой мыслью об Оле, каждой нашей с ней встречей. Господи, неужели я так сильно виноват, что переспал с ней?! Неужели наказание должно быть таким жестоким? Наказание за легкомыслие и безответственность… Что все мужчины так? Поэтому всё больше в мире импотентов?..

Но в чём должна быть моя ответственность? Ни с кем и никогда?.. Поэтому мужчины и женщины ненавидят друг друга?.. Всё время пытаются обвинять, перекладывать ответственность за всё… Поэтому мир стал инфантилен, и никто не хочет взрослеть? Ребёнком жить легко – подчиняйся взрослым и всё происходит само собой без твоей воли. Поэтому жёны похожи на мамочек, а мужья на трёхлетних детей? При этом и те и другие составляют, будто два враждующих лагеря.

А ведь я жил иначе… Но сейчас «мамочка» тащит меня, тащит в отцовство как на ненавистный кружок… Не хотеть с моей стороны преступно, я превращаюсь в монстра и предателя. Если бы не хотела она, то просто сделала бы молча аборт, и никто не знал бы и не осудил даже, а многие ещё и поддержали бы как ответственную девушку. А я, как ни поворачивай ситуацию, гад и мерзавец. Вначале я развратник, который посмел оставить своё семя в её теле, а потом я холодный подлец, не желающий иметь ничего общего с этой женщиной, не интересной и даже не очень привлекательной для меня.

Господи, будто я насильно всё сделал с ней! Будто не она пришла на наш сейшн и не она потащила меня вполпьяна в свою квартиру и не обвивалась вокруг меня своим мягким телом? Что мне было делать, не поддаваться? Никогда и ни с кем?!

О, конечно, отец предупреждал меня! И именно потому, что я сам плод такой же почти связи, я должен сам познать весь ужас этого…

Я спросил отца об этом. Мы с ним только поужинали, сидели над почти пустыми тарелками. Он поднял глаза на меня и возразил, удивившись:

– Да ты что!? Нет, Алексей, странно, что ты говоришь так… Мы с твоей матерью дружили, общались, это не было случайной связью ни в коем случае. Мне нравилась

Наташа и очень. Просто тогда я думал, что влюблён в другую, но если бы я был умнее и зорче, я разглядел бы в твоей матери то, что я вижу в ней теперь, её черты я нахожу и в тебе, и они меня восхищают. Мне… Нет, Алёша, не сравнивай, это совсем не то же, – он смотрит на меня светлым взглядом. – И потом, мы с Наташей были женаты, мы вместе жили и до твоего рождения и после и ты… я тебя любил всегда и рад был твоему появлению. Я не стал хорошим мужем и отцом, не потому что не с той женщиной связал свою жизнь в тот момент, а потому что был легкомыслен и поверхностен. Всегда.

Его слова умиротворили меня, его глаза согрели мне сердце, я почувствовал себя не одиноким, поэтому и спросил его:

– Что бы ты сделал на моём месте?

– Аборт, – безапелляционно ответил он, дёрнув губой, и жёсткий металл влился в его взгляд. – Сделал и делал много раз. В смысле настаивал.

– И что, все делали?

– До сих пор, да, – он встал из-за стола, убирая тарелки в посудомоечную машину. Снова посмотрел на меня: – Я сейчас скажу крамольную, может быть вещь, но… Но, если честно, по-моему, дети – это женская ответственность, они рожают, отдавая свои тела под инкубатор нового человека, они и думают, чьего потомка растить в себе, кого станут прижимать к своей груди и кто станет дороже самой жизни… Но вообще, предохраняться всё же надо, мой мальчик, – он выразительно посмотрел на меня. – Заразы мог нахватать, герой-любовник. Альбрехт Дюрер, на которого ты теперь так похож с этой новой растительностью на лице, от страха перед люэсом впадал в тяжкую ипохондрическую депрессию, а вы во времена СПИДа и то ничего не боитесь. Не только голубые заражаются как в твоих задачках по инфекционным болезням…

Вот в этом аду я пребываю последние месяцы. Я не владею своей жизнью. Как всё легко и просто, когда Лёля рядом. Когда ты с той, кто твой мир. Нет ничего, что тебе тяжело или ты не можешь. Так было даже, когда я в школе только смотрел на неё издали. Но она была со мной, в моей жизни, она была моя жизнь. Она и теперь моя жизнь, была и есть. Даже в Чечне она была со мной.

Но теперь её нет со мной, потому что она вдруг не любит меня. И вся моя жизнь рушится. Моя душа идёт трещинами и сыплется. И ведь не только говорить, даже посмотреть на меня не хочет. Или не может? Я стал противен ей, потому что мил другой?

Конец ознакомительного фрагмента.