МилЛЕниум. Повесть о настоящем. Книга 4
Шрифт:
Она уснула, кажется, до того как её голова коснулась подушки в моей спальне. В их комнату мы не пошли, оберегая Алёшкин сон, я «на автопилоте» пошёл к себе, а Лёле было уже всё равно…
Не всё равно стало Алексею, когда утром он застал её спящей в моей постели и Митю при ней.
– Что это значит?! – спросил он, сверкая на меня глазами. – Что это такое?! Один мне тут войну объявляет, и ты ещё подкапываешься? Внутренний враг?!
Я посмотрел на него, отвлекаясь от плиты, на которой готовил завтрак нам с ним обоим:
– Знаешь
Он нахмурился, глядя на меня, глупый гнев его подтаял:
– Хорошо, я согласен со всем. Но… в твоей постели ей не место.
Я не сказал ничего. Эта ночь была одной из лучших ночей за последние полгода. Лёля была рядом. Я чувствовал её, её дыхание, её тело, её тепло, её сны витали около моей головы. Я мог обнять её. Я мог целовать её волосы. И хотя она почти не чувствовала этого, погружённая усталостью в слишком глубокий сон, я наслаждался уже и этим. Но Алёше я этого не скажу, разумеется…
– Ты сказал: «один объявляет мне войну», ты виделся со Стерхом? – спросил я, вспомнив, что же меня так царапнуло в его словах.
– Виделся, он был здесь.
– И ты упёрся?
Теперь Алёша ничего не ответил.
– Ты как мальчик в песочнице, Алексей.
– Он сам… – вспыхнул Алёша.
– Ну да: «сам дурак», – я покачал головой. – С тех пор его не было?
– Я ничего не слышал с тех пор.
– Будем надеяться, что Лёле удастся…
– Лёле… ты думаешь… ты хочешь сказать, что она встречается с ним тайно?! – опять засверкал глазами Алёшка.
– Угомонись, – сказал я. – Пусть встретится, только она сможет найти дорогу для всех.
Я встречалась с Игорем. Мы виделись несколько раз. Я приехала к нему домой с Митей, я знала, что они плохо поговорили с Лёней. Нельзя допускать вражды, это грозит всем нам крахом. Поэтому я согласилась на все просьбы Игоря, чтобы он только убрал все свои мечи в ножны и зачехлил ружья, чтобы подождал:
– Мите пока всё равно, подожди, Игорь, Лёня уступит, поймёт, что это неразумно и уступит. Я уговорю его. Или Кирилл уговорит.
– Вон что?! Так профессор тоже не против, чтобы восторжествовала истина? – удивился Игорь. – С чего бы это?
Я не стала больше ничего говорить, опасаясь, что он уцепится за мысль о Кирилле. Во всей этой мужской компании только Кирилл, только он один ещё щадил меня, не устраивая сцен ревности, не требовал любви и ласки. Остальные, включая Митю, видимо, сговорились угробить меня своими растущими с каждым днём требованиями, придирками, капризами и недовольством.
Игорь настоял, чтобы мы купили кроватку в его квартиру, «чтобы у Мити была своя комната». Я согласилась и на это. Мы отправились выбирать. Когда мы были в
– Замуж вышла, поздравляю, – ухмыльнулась она. – Или муж и раньше был? – прибавила она, когда Игорь, поздоровавшись, отошёл, думая, что она моя хорошая знакомая, и я не против поговорить с ней. – Сколько ребёночку-то? – она пробуравила меня взглядом. – Кирилл знает?
– А вы… что в этом магазине для малышей?
– У Кирилла внук родился. Вот хочу подарок от кафедры подарить. Посоветуешь, может быть? – она усмехается, продолжая сверлить меня бормашиной своих тёмно-карих глаз.
– Не думаю, что вам подойдут мои советы, – сказала я, сбежать бы поскорее…
– Да уж, наверное, – высокомерно хмыкнула Мымроновна, – будь здорова, а то что-то с лица спала совсем.
Я долго готовился к тому, чтобы спросить Лёлю о том, что было там, в её Лысогорской станице. Она только повела бровями:
– Ничего особенно интересного, ничего такого, о чём я хотела бы вспомнить и рассказать тебе. Ничего такого, что было бы страшнее, чем взрывы домов.
Она посмотрела так, будто считает, я виноват в чём-то. Когда я спросил, она ответила:
– Но ведь вы знаете так много, неужели не могли предотвратить? Ты не понимаешь разве, что…
– Лёля, неужели ты думаешь, если бы могли предотвратить, не сделали бы этого?
– Ты скажи мне! – она обожгла меня взглядом. – Ты из тех, кто знает больше всех. Ты не из нас, не из стада. Это нас пришли насиловать и стрелять и не прятались даже, они не рассчитывали ни на какое на сопротивление… А здесь, взорвали несколько домов со спящими людьми… Как может быть, что никто не знал? Столько взрывчатки, что можно тайком провезти и заминировать дома, чтобы никто не заметил?! – разгорячилась она.
Мне больно от её упрёка. И я понимаю её чувства, я согласен с её словами, но что я решаю? Лёля, я знаю, но решения принимаю не я. Не я, ты-то знаешь…
– Предателей по-прежнему слишком много, – сказал я. – И продажность повсюду. Продажность, возведённая в философию. Это как Змей-Горыныч о двенадцати головах. Одну голову срубаешь, на её месте вырастают две. Пока мы огненный палец, что их плодит, не отрубим, не сможем победить. А пальцев этих не один, а множество. И не все их мы знаем…
– Так рубили хотя бы те, что знаете! – воскликнула Лёля со слезами в голосе, не осознавая даже, что её упрёки для меня хуже любой пытки.
Господи, Лёля…
– Прости меня, – сказал я. – Прости, что я всего лишь спица в колесе, что я не ось, вокруг которой вращается колесо событий… Но и оси, полагаю, сейчас ещё непросто, пока она спицы все заменит с прогнивших на надёжные… Сама видишь, вторая война объявлена, «мочить в сортирах», обещано…
– Что ж ещё можно обещать после такого… Думаю, даже слов других он подобрать со злости не смог…