Миллениум. Тетралогия.
Шрифт:
«Рано или поздно придется обзавестись собственным транспортом», — подумала она.
Машины у нее не было, но зато имелся мотоцикл — старый «кавасаки» с двигателем в сто двадцать пять «кубов», которым она пользовалась летом. Зимой мотоцикл хранился в подвале.
Она прошла до Хёгклинтавеген и позвонила в домофон ровно в восемь часов вечера. Через несколько секунд замок запиликал, и она поднялась по лестнице на второй этаж, где на табличке значилась непритязательная фамилия: «Свенссон». Саландер понятия не имела, кто такой Свенссон и существовал
— Привет, Чума, — поздоровалась она.
— Оса, ты приходишь в гости, только когда тебе что-то надо.
Мужчина, бывший на три года старше Лисбет Саландер, имел рост 189 сантиметров и весил 152 килограмма. Ее собственный рост был 154 сантиметра, а вес — 42 килограмма, и рядом с Чумой она чувствовала себя карликом. Как всегда, у него в квартире было темно; свет от единственной зажженной лампочки просачивался в прихожую из спальни, которую он использовал как рабочий кабинет. Воздух казался спертым и затхлым.
— Это потому, Чума, что ты никогда не моешься и у тебя пахнет, как в обезьяннике. Если когда-нибудь соберешься выйти на улицу, я могу порекомендовать тебе сорт мыла. Продается в «Консуме».
Он слабо улыбнулся, но не ответил и жестом пригласил ее за собой на кухню. Там он уселся за стол, не зажигая света, и освещением в основном служил уличный фонарь за окном.
— Я хочу сказать, что сама не большая любительница уборки, но когда из старых пакетов из-под молока начинает пахнуть трупными червями, я их сгребаю и выкидываю.
— Я пенсионер по нетрудоспособности, — сказал он, — и не приспособлен к жизни.
— Именно поэтому государство снабдило тебя жильем и благополучно о тебе забыло. А ты не боишься, что соседи пожалуются и социальная служба нагрянет с инспекцией? Тогда тебя могут отправить в дурдом.
— У тебя для меня что-нибудь есть?
Лисбет Саландер расстегнула молнию на куртке и достала пять тысяч крон.
— Это все, что я могу дать. Это мои личные деньги, и мне не очень хочется заносить тебя в декларации в статью служебных расходов.
— Что тебе надо?
— Манжетку, о которой ты рассказывал два месяца назад. Ты ее собрал?
Он улыбнулся и положил перед ней на стол некий предмет.
— Расскажи, как она работает.
В течение последующего часа Саландер напряженно слушала. Потом опробовала манжетку. Возможно, к жизни Чума приспособлен и не был. Но в некоторых других отношениях он, без сомнения, являлся гением.
Хенрик Вангер стоял возле письменного стола, выжидая, пока Микаэль снова обратит на него внимание. Тот посмотрел на часы:
— Вы говорили о невероятной детали?
Хозяин кивнул:
— Мой день рождения приходится на первое ноября. Когда Харриет было восемь лет, она приготовила мне в подарок картинку — засушенный цветок в простенькой застекленной рамке.
Хенрик Вангер обошел вокруг стола и показал на первый цветок. Это был колокольчик, вставленный в рамку по-любительски неуклюже.
— Это была первая картинка. Я получил ее в пятьдесят восьмом году.
Он показал на следующую рамку:
— Пятьдесят девятый год — лютик.
Хенрик Вангер молча показал на пустое место в ряду картин. Микаэль вдруг почувствовал, как у него поднимаются волосы на затылке. Вся стена была заполнена засушенными цветами в рамках.
— В шестьдесят седьмом, через год после ее исчезновения, я получил на день рождения вот этот цветок. Фиалку.
— Как вы получили цветок? — тихо спросил Микаэль.
— Завернутым в подарочную бумагу, в уплотненном конверте, по почте. Из Стокгольма. Без обратного адреса и без какой-либо записки.
— Вы хотите сказать… — Микаэль повел рукой.
— Вот именно. На мой день рождения, каждый чертов год. Представляете, каково мне? Это направлено против меня, убийца словно бы пытается меня извести. Я мучительно размышляю над тем, что, возможно, Харриет убрали с дороги, потому что кто-то хотел добраться до меня. Все знали, что у нас с Харриет были особые отношения и что я видел в ней родную дочь.
— Что вы хотите, чтобы я сделал? — спросил Микаэль.
Вернув «короллу» обратно в гараж под зданием «Милтон секьюрити», Лисбет Саландер решила заодно зайти в туалет в офисе. Она воспользовалась своим магнитным пропуском и поднялась на лифте прямо на третий этаж, минуя главный вход на втором этаже, где были дежурные. Посетив туалет, она сходила за чашкой кофе к автомату, который Драган Арманский поставил, когда наконец понял, что Лисбет не станет варить кофе только потому, что от нее этого ждут. Затем она зашла к себе в кабинет и повесила кожаную куртку на спинку стула.
Кабинет представлял собой прямоугольное помещение размером два на три метра, отделенное от соседнего стеклянной стеной. Тут имелись: письменный стол со стареньким компьютером «Делл», офисный стул, корзина для бумаг, телефон и книжная полка. На полке располагался набор телефонных справочников и три пустых блокнота. В двух ящиках письменного стола лежали скрепки, несколько использованных шариковых ручек и блокнот. На окне стоял завядший цветок с коричневыми поникшими листьями. Лисбет Саландер внимательно осмотрела цветок, словно увидела его впервые, потом решительно взяла его и отправила в корзину для бумаг.
Свой кабинет Лисбет посещала редко, возможно, раз шесть в год, в основном когда ей требовалось посидеть одной и довести до ума какой-нибудь отчет непосредственно перед подачей. Драган Арманский настоял на том, чтобы у нее было собственное рабочее место. Он мотивировал это тем, что тогда она будет чувствовать себя частью предприятия, даже работая по собственному графику. Лисбет подозревала, что Арманский надеялся получить таким образом возможность приглядывать за ней и вмешиваться в ее личные дела. Сначала ее поместили дальше по коридору, в комнату побольше, которую она должна была делить с коллегой. Но поскольку Лисбет там никогда не появлялась, ее в конце концов перевели в эту пустовавшую каморку.