Миллион BR в мифе
Шрифт:
Его дневник заканчивается так: «Меня посещают мысли о самоубийстве, но я слишком ничтожен для того, чтобы осмелиться на это. Что будет с псом? Я решил пойти по пути наименьшего сопротивления».
– Как забавно, что его путь наименьшего сопротивления насколько повлиял на мою жизнь.
– Как думаешь, он заказал свое убийство из-за неразделенной любви? – решила уточнить Марго.
– Он был не настолько жалким, – резко отозвалась Софи.
Марго несколько раз перечитала записи Менилика и, глядя на Софи, начала монолог.
«Как же странно засыпать каждую ночь с черным образом. Его может заменить любой, мне начинает казаться, что эта абстрактная совокупность всего хорошего, что есть в этом мире. Он всегда рад мне, он так же стремится проникнуться другим человеком, как и я. Он так же ощущает себя беспомощным, жалким и слабым. И в то же время он так же всегда находит силы в себе, чтобы смотреть дальше, выше привычного представления о мире. Он так же пуст и тревожен. Он видит все несовершенство мира, его несправедливость, боль. Изобилие
– Страдаешь от одиночества? – спросила Софи.
– Не могу ответить на твой вопрос. Даже если и страдаю, то очень тяжело будет признать это, – ответила Марго.
– Да уж, мне тебя не понять. Я могу допустить, что человеку может быть нужен кто-то еще, но мне не понять.
– Не будем об этом, – сказала Марго, – почему ты начала задумываться о том, что убийца?
– Хороший вопрос! – воскликнула Софи. – Я пытаюсь себе ответить на это. Уже год хожу по кругу в своих мыслях. Кстати говоря, пока что не могу переступить через себя и взяться за работу. Каждый раз натыкаюсь на его мысли о своей жизни.
– Год – это долгий срок, к чему ты приходишь в своих размышлениях? – спросила Марго.
– К тому, что убийство – это противоестественная вещь для человека. Его дневники проложили какой-то мост между мной и человечеством. Раньше я не думала о других. А теперь мне известно, что у всех жертв была жизнь, семьи, какие-то ожидания и планы на будущее. История конкретного человека может так быстро оборваться, и… миг превратится в вечность. Холодную и пустую вечность, в которой больше нет ничего. Было просто не думать о своей жизни, и так тяжело ощущать себя каким-то злом. Не знаю, зачем говорю все это тебе.
– Ты кому-нибудь рассказывала о том, что происходит с тобой? – спросила Марго.
– Как-то особо некому, да и зачем? – ответила Софи.
– Например, затем, чтобы год не ходить по кругу с одной и той же мыслью, – рассмеялась Марго. – Знаешь, – продолжила Марго, – я всегда считала, что если ты хочешь добиться от кого-то искренности, то необходимо начинать первой. Начиная с ранних лет меня преследовала постоянная неудовлетворенность. Гонка за идеалом, к которому приблизиться невозможно. Шаткая психика с самого детства подвергалась «позитивной тирании». Так бывает, что в жизни ребенка есть родственник, требующий больше и больше. Это существо, прожившее пустую жизнь и не подвергающее себя хотя бы толике самоанализа. Постепенно разрушает личность беззащитного существа. Ради чего? Конечно же, во благо. Сейчас я уже не знаю, могу ли я судить таких людей. Они подобны калекам. Влачащим свое жалкое существование, но в то же время отчаянно цепляющимся за жизнь. Моя юность была насыщена на эмоции и саморазрушение. Зачастую алкоголя во мне было больше, чем крови. Я могла лежать в луже собственной блевотины. Присутствие на сомнительных вечеринках было неотъемлемой частью повседневности. Это все казалось забавным, но мне становилось мало. Работа не приносила достойного заработка, и я решила, что можно попробовать продавать свое тело. Ранее меня не особо посещали мысли о том, что движет женщинами, делающими выбор в пользу проституции. В общественном сознании преобладает идея того, что их на это толкает крайняя нужда. Возможно, для какого-то определенного количества людей это действительно так, у меня был немного иной путь. Деньги были весомым аргументом в пользу этого ремесла, однако мне хотелось еще больше втоптать себя в грязь. Порой необходимо дойти до края ради того, чтобы начать задаваться простыми вопросами, по типу: ради чего я это делаю? Действительно ли мне хочется смотреть на это тело, удовлетворяющее базовые потребности посредством моего? Я смогла прожить, не задавая себе лишних вопросов, несколько лет. Во мне произошли поразительные изменения, секс перестал вызывать хоть какой-то эмоциональный отклик. Деньги уходили так же быстро, как и приходили. Я стала функцией, мной мужчины удовлетворяли свои потребности, их деньгами я закрывала свои. А на выходе каждый из участников этой сделки уходил ни с чем. Мы были просто неотъемлемой частью общественного потребления друг друга. Странно это сознавать с течением времени. Финальной точкой стали неудачные попытки самоубийства. Я пыталась открыть бутылку вина ножом и разбила у нее горло, сложно описать это состояние. Потеряла сознание, очнулась спустя время. Не хотелось ничего, поэтому оставалось ждать. Меня нашла мать и вызвала скорую, где мне зашили руку и поставили на учет к психиатру. В психбольнице, кстати, я тоже лежала.
– О, старые добрые истории о травматичном прошлом! – воскликнула Софи.
– Куда же без них, – рассмеялась Марго, – а если серьезно, когда ты поняла, что можешь убивать?
– Первое воспоминание,
Есть такие места, где на первый взгляд с тобой ничего плохого произойти не может. Это обычный уголок, в котором жизнь протекает так, как ты привыкла ее ощущать. Зачастую обывателям не приходит в голову, что город, вроде бы знакомый, может существовать незнакомой и тайной жизнью. Преступность не дремлет, только узнаешь ты об этом в самый неподходящий и неожиданный момент. Это мгновенье окутано ужасом и шоком. Мир перестает существовать по когда-то знакомым правилам, и дальше все зависит только от тебя.
Должен ли быть у убийцы какой-либо стиль? В действиях, одежде, привычках? По моим наблюдениям, образ палача преувеличен в общественном сознании. Людям нравится наделять других своими переживаниями в попытках хоть немного понять мотивы. Я нахожусь в хаосе. Куда интереснее не останавливаться на привычных действиях. Время от времени приходится вести светские беседы о своей деятельности и будничной жизни. Какая это скука. Тяжело выстроить свою жизнь в последовательную структуру. Да и к чему это все. Только более-менее спонтанные действия позволяют почувствовать в себе жизнь.
Во мне нет никакого стиля. Убийство – это часть работы. Ты делаешь это, и все. К чему все эти игры с изощренными способами лишения жизни. Чем быстрее, тем лучше. Возвращаясь к теме морали. Во мне ясно прослеживается двуличность. С одной стороны, люблю посокрушаться о тех несчастных, которые существуют только в сводках статистики и памяти своих близких. И в то же время мне ничего не мешает лишать жизни людей за долю секунды. Никаких эмоций, просто работа. Испытываю ли я жалось к ним? Нет, мне все равно. Некоторые, узнав о такой деятельности, сказали бы, что гонорары покрывают любые моральные терзания. Другие же скатились в убогое морализаторство. Деньги, конечно, моя страсть. В ретроспективе становится очевидно, что смирение с бедностью – это ограненный самообман. Вполне возможно, что если бы за убийства так хорошо не платили, я бы этим не занималась. С приходом денег изменился образ жизни, значительно возросло потребительство.
Почему ты стремишься понять мои мотивы? Каждый раз, когда я рассказываю тебе о своей жизни, в твоих глазах появляются блеск и азарт. Азарт дознавателя. Ты хочешь знать все до мельчайших подробностей. Думаешь, это позволит тебе проникнуть в мою голову? Это сбивает с толку, потому что у меня самой нет ответов. Я просто живу, поддаваясь минутным порывам. Никак не оценивая свои действия. Во мне нет морали или сопереживания, разве что за редким исключением, когда я смотрю на тебя. Но как только ты пропадаешь из поля зрения, твое существование прекращается. Ты все пытаешь понять, глядя в мои глаза, что же я такое. Только вот вся загвоздка в том, что я ничто. Череда бесконечных эгоистичных порывов. Ты никогда не думала, что этот интерес вызван только тем, что ты точно такая же, только ограниченная своей эмпатией? Она выворачивает тебя наружу, заставляет чувствовать себя жалкой и слабой. Вся грязь, несправедливость и боль этого мира играют на твоем желании сделать что-то большее. Повлиять на окружающий мир. Я же знаю, что мы никогда ни на что не влияли, к чему эта бесконечная рефлексия, твоя голова слишком мала для такого количества мыслей, осознание которых заставляет твое тело содрогаться под ударами сотен невидимых острых лезвий. Для чего ты делаешь это? Не можешь по-другому? В таком случае, наше непонимание друг друга куда больше, чем мы можем себе представить. Мы как два больших противоречия, вечного противостояния между безмятежностью и хаосом.