Миллион на три не делится (сборник)
Шрифт:
И тут Катя почувствовала: ее переполняет восхитительное, никогда в жизни не изведанное ощущение. Наркоманы, наверно, называют его кайфом. Но на самом деле никакой кайф с этим не сравнится! Не сравнится с клубком легкости, и гордости, и ответственности, и гармонии. Все в одном, непередаваемо легком и пьянящем ощущении.
Регистр… опять регистр… а тут – понижаем тональность… новый регистр… финал… публика затаила дыхание… все!
Гинзбург устало бросил руки на колени. Катя глубоко вздохнула. Зрители повскакали с мест.
Парень с орхидеями наконец направился на сцену. Гинзбург встретил его благосклонным взглядом. Корзинщик вежливо улыбнулся органисту, аккуратно обошел его и вручил цветы Кате.
– Вы были великолепны, – прошептал он. И быстро ретировался со сцены под неодобрительным взглядом Гинзбурга.
Костя встретил ее в коридоре. Это прогресс – раньше он просто из гостиной орал: «Ты, что ли, Катька?»
Катя молча прошла в прихожую. Поставила корзинку на пол. До чего орхидеи-то хороши! Явно из дорогой оранжереи, на лотках такие не продают.
– Та-ак… неплохая корзиночка… – задумчиво протянул Костя. – Где взяла?
– Подарок.
– От кого?
– От благодарного зрителя.
– И за какие, интересно, заслуги?
– Костя… Я очень устала…
– Да-да, я понимаю. Устала. Такие цветочки за просто так не дарят. Надо отрабатывать.
– Слушай, ты что – больной?
– Что-о?
– С крышей, говорю, у тебя все в порядке?
Работа с щипучим Гинзбургом явно улучшила Катину реакцию – от пощечины она увернулась.
Хорошо, что разуться не успела. Все, с нее хватит.
– Костик, ищи себе новое помещение. Даю тебе день – и чтобы духу твоего в квартире не было. Ясно?
Он идиот, просто бездарный, наглый, тупой идиот! И она сама тоже дурочка, сколько терпела…
– Слушай, ты, крысятина…
– Не дай бог, в квартире что сломаешь или побьешь. Засужу. И брату нажалуюсь – он тебя в порошок сотрет.
Костя побледнел. Катя напружинилась – сейчас опять замахнется. Но Костя трогать ее не стал. Он неуверенно произнес:
– Че, ты правда, что ли, на органном концерте была?
– Не просто была, а ра-бо-та-ла, – раздельно произнесла Катя. И отперла дверь.
– Эй, ну все, ладно, проехали… – Костин голос прозвучал виновато. – Не уходи.
– Нет уж, Костя. Уйду, – злорадно произнесла Катя.
– И куда же?
Катя пожала плечами:
– Найду куда.
И снова, уже второй раз за день, хлопнула дверью.
Признаться, она ждала, что Костя помчится за ней. Но нет, тихо. Не настолько, значит, она ему нужна, чтобы за ней по лестнице бегать. Ну и прекрасно. А он ей вообще не нужен.
Катя вышла из подъезда, мимолетно взглянула на свои окна. Костиной физиономии не выглядывало, из-за распахнутой форточки ее квартиры вырывалась мелодийка «Металлики».
«Типа, мне и без тебя хорошо», – поняла Катя.
Ладно. Переживем.
Катя присела на лавочку, задумалась. А что, виза у нее многократная, Мишка настоял, чтобы у всех родных такие в паспортах стояли: будете, говорил, приезжать ко мне, когда захотите. Сестра уже два раза летала, родители – те вообще каждый месяц. Только она, Катя, «сидела под Костей». А тот к Мишке ехать не желал. Ну и одну ее, разумеется, не отпускал.
Катя вытянула из сумочки телефон, набрала Мишин номер.
– Ой, Катюха! – обрадовался брат. – Вот веришь, нет – как раз сейчас о тебе думал. Соскучился – просто сил никаких. И по мордахе твоей скучаю, и по борщам твоим знатным…
– Ну, раз скучаешь, – улыбнулась Катя, – могу тебе борщ хоть завтра сварить.
– Катька! Чучело! Что ты дразнишься? Ты же знаешь – у меня турнир на носу, как я приеду?
– А что, у вас в Париже свекла не продается?
– Катя… ты шутишь.
– Ничего подобного. Ты не в курсе, когда ближайший самолет?
– Минутку…
Брат – молодец, спокойный, как удав. Наверно, поэтому и в турнирах побеждает: соперники психуют, а ему хоть бы хны.
– Слушаешь? «Аэрофлот» с «Эйр Франсом» на сегодня уже отлетались. Но в половине первого есть чартер. Успеешь?
– Успею.
– Ты одна? Без Костика?
– Я теперь вообще без Костика.
– Тогда частника, в Шереметьево ехать, не бери. Государственное такси поймай, хорошо?
Во братец дает – хоть бы удивился, поразился, заохал! Нет, все ее новости воспринял как должное.
– Все, Катюха, уже опаздываешь. Тебе ведь еще билет покупать. Мухой дуй в Шереметьево, – приказал Миша.
В аэропорту Шарль де Голль Катю встречали двое. Брат Миша – выглядел он встревоженно – и… довольная, ухмыляющаяся Верка.
– С приездом, органистка! – завопила подруга.
– Привет, сестренка, – заулыбался брат.
Катя то ли от удивления, то ли от тряского ночного перелета потеряла дар речи. Открывала рот, но слов не получалось.
– Эй, мумия, очнись! – весело тормошила ее Вера.
– Катюша, ты в порядке? – тревожно спрашивал Миша.
– Ты… ты что здесь делаешь? – выдавила наконец Катя.
– А что – не видишь? – хохотнула подруга. – С твоим Мишкой дружу! Работаю на него. Теннисные мячики ему подбираю.
– Но… но ты же сказала, что у тебя в Париже что-то срочное… личная жизнь решается…
– А наврала, – легко призналась подруга. – Специально. А то б ты Гинзбургу помогать не пошла б.
– Но зачем? – тихо спросила Катя.
– Девочки, вперед, – попросил Миша. – Что на проходе-то стоим!