Миллион в поте лица

Шефнер Вадим Сергеевич

Дойдя до стены, Нюта тихо-тихо повернулась и пошла обратно. Она шла, раскинув для равновесия руки и слегка покачивая ими, будто крыльями. И бабочка на ее кофточке тоже тихонько шевелила радужными крыльями и тихо приближалась к Косте.

Когда Нюта подошла к кирпичному порогу, Костя схватил ее за запястье и оттащил от пропасти на самую середину площадки. Они пробежали по лестнице вниз, в первый этаж, туда, где темнел вход в несуществующую швейцарскую. Только там Костя отпустил Нютину руку.

– Больно, – сказала она. – Синяк на руке будет… Ты знаешь, зачем я по балке пошла? Я загадала: если не упаду, значит папа скоро вернется.

Теперь-то я знаю: он скоро вернется! И я так рада!.. А ты боялся?

– Еще как!

– Очень боялся?

– Факт! Очень.

– А почему очень?

– Так…

Тогда она сказала:

– Поцелуй меня, я совсем не рассержусь.

Костя поцеловал ее в губы и ничего не понял и не почувствовал. Нюта отошла от него и встала в угол, опустив голову, как наказанная. Тогда до него вдруг дошло: «Ведь я ее только что поцеловал, и это никакой не сон, а правда».

Они тихо сошли вниз в подвал, оттуда вышли на двор. Во дворе все было по-прежнему, разве что стало ветрено. Трава шевелилась, и две ванные колонки плыли в ней рядом, как две торпеды, посланные в один корабль.

Когда они вошли в подворотню своего дома, навстречу им попались девчонки из квартиры пять, Тася и Нюшка. Девчонки эти вдруг запели:

Во саду ли в оородеВыросла петрушка.Мальчик девочку целует,Думает – игрушка

Косте показалось, что поют они со значением.

– Как они узнали? – шепнул он Нюте.

– Ничего они не узнали, – тихо и ласково сказала Нюта. – Поют – и все… Какой ты у меня еще глупый!

4

В этот вечер Костя уснул не сразу. События минувшего дня кипели у него в голове. Он думал о Нюте. Ему хотелось сделать для нее что-нибудь хорошее. Завтра он специально для нее отстукает на машинке предсказ. Вот такой:

«Ты будешь жить очень долго и счастливо на фоне Васильевского острова, исходя из чего не откупай себе места на Смоленском кладбище. Тот человек, которого ты ждешь, находится в Индийском океане на необитаемом острове и питается без карточек кокосовыми орехами и дикими черепахами. Он ждет попутного корабля, исходя из чего молись Всевышнему. Аминь!»

Подпишет он предсказание так: Калигула. Это красивое имя он вычитал в той тетради, куда Который вписывает знаменитостей. Это имя – словно длинное здание с уходящими вдаль коридорами, где гулко отдается эхо.

Все имена Костя представлял в виде всевозможных построек. Каждый человек живет в своем имени, как в доме. Дома у всех разные. Нюта сейчас обитает в небольшом каменном двухэтажном домике с зеленой крышей. Когда Нюта вырастет, она станет Анной. Анна – это узкий высокий дом с белой кафельной облицовкой – есть такой на Пятнадцатой линии. Она как бы въедет в этот дом. А его имя – Костя. Оно совсем маленькое, на манер собачьей будки; в нем нельзя даже выпрямиться в полный рост. Но зато когда он станет Константином, он сразу переселится в высокую круглую башню, на манер маяка. Скорее бы стать взрослым!

Да, странная это вещь – имена. Вот есть в доме два Кольки. Они совсем разные, но живут в одинаковых именах-избушках. А есть два брата-близнеца: Игорь и Славка. Братья совсем одинаковые,

но Игорь живет в одноэтажном имени-домике с остроконечной крышей, а Славка – в имени-ларьке, вроде того пустующего ларька с разбитыми стеклами, что стоит возле Андреевского рынка. Все это сейчас как будто бы справедливо, но дальше начнется явная несправедливость. Игорь, когда вырастет, так и останется в своем имени-домике, а Славка станет Святославом: он переселится из своего имени-ларька в какую-то большую красивую церковь и будет жить в ней не хуже бога. Но больше всех повезет одной девчонке из квартиры двенадцать. Сейчас она ютится в бедном имени-сарайчике, – ее зовут Липа. А когда она станет взрослой, то переедет в имя Олимпиада. Это не имя – это целый Зимний дворец, с колоннами, со статуями, с парадными подъездами!

Тут Костя вспомнил, что Зимний дворец выходит на Миллионную улицу, и стал думать о том, что ему необходимо заработать миллион в поте лица. Если он не заработает, тетя Аня обязательно напишет отцу, что Костя украл миллион. Отец лежит сейчас в госпитале, у него открылась рана, полученная еще в начале мировой войны, когда он командовал батальоном. Теперь он давно военспец, помощник командира полка в Красной Армии. После госпиталя его, наверно, отчислят на пенсию, и он вернется в Петроград… Как добыть миллион в поте лица? Может быть, опять прибегнуть к древнетибетской магии? А вдруг на этот раз белые тигры помогут?

Но и на этот раз дело не вышло. Он уснул примерно на стопятидесятом тигре.

Утром Костю разбудила тетя Аня. Он подумал было, что она начнет расспрашивать, как у него идут дела с миллионом, но она, ничего не спросив, ушла на службу. Костя встал, умылся, попил морковного чаю, поел овсяных лепешек и, закрыв дверь на два ключа, отправился во двор. Нюта была уже там.

– Нюта, ты вчера обещала подумать для меня про миллион, – обратился к ней Костя.

– Мне даже и думать не пришлось! – объявила она. – Представь себе, вчера вечером к нам зашел тот художник, который рисовал меня в прошлом году, и сказал, чтобы опять пришла к нему позировать. В прошлом году он срисовал меня и потом принес нам два фунта пшена… А теперь он сказал, что ему нужно рисовать и мальчика. Ну, сказала ему про тебя. Он говорит, что посмотрит, какой ты. Понимаешь, он говорит, что мальчика с умным лицом ему не нужно. Ты ему, наверно, подойдешь.

– Надо раздеваться? – спросил Костя.

– Какая ерунда! – вспыхнула Нюта. – Это взрослым надо раздеваться, когда их срисовывают. А мне он тогда сказал: «Сядь вот на этот стул и погрузись в глубокое раздумье». Ну, села и погрузилась.

– Погрузиться я тоже могу. Но мне нужно, чтобы в поте лица.

– Пот лица будет! Ты думаешь, легко это – сидеть, не шевелиться и молчать?! Особенно молчать… Сейчас мы пойдем к нему, к этому художнику. Он на Шестнадцатой линии живет, у самой набережной.

По совсем почти безлюдной Пятой линии, где между булыжин росла сорная трава и маленькие ромашки, миновав гимназию Шафэ, они вышли на Большой. Здесь, на подступах к Андреевскому рынку, было оживленно. Хозяйки шагали на базар в надежде что-нибудь купить, сновали беспризорники и мальчишки-папиросники; воровато оглядываясь, предлагали свой товар спекулянты сахарином. Народу на рынке было много, но съестного было очень мало – из-за плохого подвоза; поезда почти что не ходили.

– Давай зайдем на толкучку к дяде Мише, – предложил Костя.